Сергей Москвин - Пифия

Беспрестанно лапающий женщину-кошку наглый солдат не нравился Майке, но она вовсе не хотела его смерти. К счастью, женщина-кошка и не собиралась его убивать, где-то в глубине души даже посмеивалась над ним.

– Так ты с той дрезины, которая попала под обвал? – спросил у нее солдат. Он и до этого что-то говорил, но Майка не прислушивалась.

– Точно, – с грустью вздохнула женщина-кошка и опять обманула. Ей вовсе не было грустно. – Еле выбрались. А вещи пропали.

Однако разжалобить солдата, если она этого добивалась, ей не удалось.

– Тут до вас один прибежал, – как ни в чем не бывало, продолжал он. – Скорее, приковылял, весь в мыле. Орет: обвал, крушение, катастрофа. А перед этим с Новослободской по телефону звонили. У них там какие-то подземные толчки, вроде землетрясения, они даже движение на своем участке заблокировали и все дрезины остановили, спрашивали, какая на других станциях обстановка. Я как раз в карауле стоял, слышал. У нас-то все нормально, никаких толчков, но в администрации переполошились. Даже Шерифа послали разбираться. Как на Кольце что-нибудь непонятное случится, сразу его посылают. Он парень дотошный. Видели Шерифа-то?

Женщина-кошка молча кивнула. Ее интересовало все, что касалось Шерифа, и она жадно вслушивалась в слова солдата.

– Ну вот, пока решали, кого еще с Шерифом на Новослободскую отправить, из туннеля вывалился тот раненый и давай орать про обвал, про стрельбу, про погибших. Ничего толком объяснить не может, но начальство, видно, смекнуло, раз стрельба была, значит, это не обычный обвал, а диверсия с последующим нападением. Туннели сразу закрыли, а со стороны Белорусской еще и железными воротами перегородили, блокпост со станкачом живо соорудили, а всех караульных на охрану кинули. Это уж потом, когда дрезина с раненой бабой приехала и ваш машинист толком все рассказал, сообразили, что тревога ложная.

По платформе в разные стороны сновали озабоченные люди, Майка разглядела в руках у многих оружие. Если тревога ложная, чего они так беспокоятся? Женщина-кошка тоже внимательно следила за проходящими мимо, но больше всего ее заинтересовала небольшая, но шумная толпа в противоположном конце платформы.

– Что там происходит? – спросила она.

– Транзитники, – пояснил солдат. – На Киевскую рвутся, требуют их пропустить. Туннели-то еще закрыты.

Присмотревшись к шумящей у входа в туннель толпе, Майка заметила в первых рядах размахивающего руками пожилого человека, который ехал с ними на дрезине и в страхе сбежал, после того как женщина-кошка застрелила его смертельно раненного товарища. Женщина-кошка тоже смотрела на него и, судя по ее взгляду, совсем не обрадовалась этой встрече.

– А когда откроют? – спросила она.

– Туннели-то? – уточнил солдат. – Думаю, скоро. Шериф с проходчиками вернется, сразу и откроют.

Майка представила, как проходчики под руководством Шерифа разгребают образовавшийся в туннеле завал, вспомнила, как пожилой бригадир придирчиво разглядывал выпирающие из земли огромные куски растрескавшегося бетона, а потом…

Потом раздался шорох осыпающейся земли и треск раскалывающихся камней. Ее взгляд провалился в уходящую под землю бездонную расщелину. Майка в ужасе закричала, но это не остановило ее падение.

Она все глубже и глубже проваливалась в разверзшуюся под ней пропасть, пока не увидела вырывающиеся из глубины клубы густого ядовитого тумана. Сначала он показался Майке желтым, потом бледным с примесью крови, как вытекающий из раны гной, и, наконец, непроглядно-черным. И там, в глубине тумана, что-то двигалось. Что-то большое. Невообразимо огромное. И ненасытное.

Лоб Майки оставался горячим. Не таким обжигающим, как в тот момент, когда она без чувств упала на платформу, но все-таки горячим, и это не на шутку тревожило Гончую. Она понятия не имела, что случилось, единственное, что не вызывало сомнений, это внезапная болезнь девочки. И заболела она по вине своей взрослой спутницы, решившей заботиться о ребенке, но понятия не имеющей, как это делать! Организм тренированной и закаленной женщины был способен на многое, что оказалось совсем не по силам пятилетнему ребенку. А она позволила Майке спать в туннеле на голой земле, да еще заставила мыться холодной водой из бочки. Неудивительно, что девочка после этого слегла. В лучшем случае это простуда. А в худшем? Инфекция? Воспаление легких? Без квалифицированного лечения это практически стопроцентный смертный приговор.

Гончей стало страшно. Даже сама мысль о том, что она может потерять Майку, это маленькое, беззащитное и хрупкое создание, была невыносимой. А если малышка действительно умрет?!

– Ты только не умирай, – прошептала Гончая, глядя в неподвижное лицо девочки. – Если хочешь, поспи, только не умирай. А хочешь, я тебе спою, как ты просила. Веселую песенку про принцессу, хочешь?

Она взяла в руки расслабленную Майкину ладошку, улыбнулась и запела. Тихий голос постепенно набирал силу и глубину.

Гончая помнила эти слова из своего довоенного детства. Мать хранила дома записи старых музыкальных фильмов и часто пересматривала их, напевая понравившиеся песни. Они помогали ей отвлечься от собственной нелегкой жизни. Наверное, в такие моменты мать воображала себя героинями любимых музыкальных комедий.

К концу второго куплета, повествующего о неосторожности принцессы, влюбившейся в оловянного солдатика, сомкнутые веки Майки мелко задрожали. Гончая склонилась к лежащей на постели девочке и нежно прикоснулась губами к ее лбу. В этот момент малышка еле слышно прошептала:

– Спой еще, мама.

Но Гончая все равно услышала каждое слово!

– Конечно, любимая.

Девчушка завозилась под одеялом и открыла глаза.

– Мама! – детские пальчики вцепились в руку Гончей, потом Майка разглядела, кто перед ней, и ее хватка ослабла. Но она не испугалась, увидев перед собой не маму, а другую женщину. Одного этого для Гончей оказалось достаточно.

– Я никогда не слышала эту песню, – призналась Майка.

Гончая улыбнулась.

– Это старая песня. Из одного доброго фильма. В детстве, когда мне было грустно, мне пела ее моя мама.

– А что там дальше?

– Дальше?

То ли от радости, что Майка наконец очнулась, то ли от воспоминаний детства в горле образовался комок, но Гончая все же проглотила его и допела последний куплет. Потом озорно подмигнула Майке в расчете на ее ответную улыбку, но вместо этого девочка нахмурилась.

– Глупая принцесса. Как можно забыть того, кого любишь?

Вопрос привел Гончую в замешательство. К счастью, Майка не потребовала от нее ответа. Она обвела взглядом скудную обстановку солдатской каморки и спросила: