Сергей Москвин - Пифия

Женщина-кошка не дала ему договорить. Как только он открыл рот, она сбросила сковавшее ее оцепенение и развернулась лицом к доктору, прикрыв Майку собой.

– Вы ничего не видели! Иначе…

– Не надо. Я все понял, госпожа Валькирия, – поспешно сказал тот. – Я ничего не видел.

Хотя женщина-кошка ничего не говорила, доктор как-то съежился под ее взглядом и поспешно закивал головой. Или просто его голова непроизвольно тряслась от страха.

– Никто ничего не узнает, госпожа Валькирия. Обещаю вам. Только не рассказывайте фюреру про тот случай с моим коллегой, и я тоже никому ничего не скажу.

Доктор-убийца не зря испугался женщины-кошки, хотя она и не собиралась кому-то рассказывать о том, как он отравил человека. В этот момент она решала, можно ли оставить его в живых.

«Не убивай его!» – взмолилась Майка к женщине-кошке. Доктор был плохим, но она все равно не хотела, чтобы женщина-кошка его убила. И та услышала ее мольбу.

– Забинтуйте девочке ногу, чтобы ничего не было видно, – приказала она доктору. – И подберите вместо ее тряпья нормальную одежду: брюки, штанишки, курточку, обязательно теплые носки.

– Да, госпожа Валькирия. Конечно.

Доктор понял, что угроза миновала, и позволил себе перевести дыхание. Он открыл запертую дверь металлического шкафчика, где на полках стояли какие-то пузырьки, лежали пачки таблеток, пустые и наполненные чем-то шприцы, упаковки бинтов, и принялся зачем-то перебирать их. Майка решила, что просто хочет успокоить дрожащие руки.

В этот момент распахнулась входная дверь, и в комнату ворвался сердитый человек в черном берете и перепоясанной ремнями черной форме.

– Док! Сколько можно ждать?! – с порога взревел он. – Собаки второй день воют, друг на друга кидаются! Дайте…

Пока сердитый человек говорил, его глаза перебежали с доктора на женщину-кошку, потом на Майку и уставились на ее босые ноги. В тот же миг сердитое лицо налилось отвращением и злобой.

– А это что за мутант?! – еще громче взревел он. – Какого черта он здесь делает?! Почему не на бойне?! Что здесь вообще происходит?!

Никто, кроме Майки, не заметил, как женщина-кошка скользнула к рабочему столу доктора, схватила там что-то и тут же метнулась обратно. Она проделала все это с такой быстротой, что Майка не успела даже рассмотреть, что она взяла со стола.

В следующий миг женщина-кошка оказалась напротив разъяренного человека, и ее сжатая в кулак правая рука ударила его в глаз. Человек пошатнулся, но женщина-кошка не убрала руку от его лица, а еще и ударила сверху ладонью левой. Потом она все-таки отстранилась, и Майка увидела, что из глаза мужчины торчат рукоятки медицинских ножниц.

Девочка икнула. Стоящий у своего шкафчика доктор вытянулся столбом. Заколотый ножницами мертвый человек – Майка точно знала, что он мертв, – начал заваливаться назад и с грохотом обрушился бы на пол, если бы женщина-кошка в последний момент не схватила его за форменные ремни.

– Помогите мне, док, – сказала она. Ее голос совсем не дрожал. Вообще со стороны женщина-кошка казалась абсолютно спокойной.

– Сейчас сюда все сбегутся. Он так кричал, – пробормотал доктор, не двигаясь с места.

– Прекратите ныть! Заприте дверь и помогите мне, – требовательно повторила женщина-кошка. – Нужно спрятать тело.

После ее слов доктор отделился от шкафчика и направился к входной двери, но, оказавшись за спиной у женщины-кошки, он вдруг навалился на нее и вонзил в шею шприц, который ловко спрятал в рукаве своего халата. Женщина-кошка дернула плечами и стряхнула с себя навалившегося сверху доктора. Укол лишил ее сил, она с трудом повернулась к доктору, но не смогла устоять на ногах, зашаталась и опрокинулась навзничь, растянувшись на полу рядом с заколотым человеком. Убийца-доктор перешагнул через нее, распахнул незапертую входную дверь и выбежал наружу.

Майка взглянула на лежащую на полу женщину-кошку, такую сильную и такую беззащитную сейчас, и начала кричать. И кричала, пока в комнату не ворвались вооруженные люди.

– Ты проснулась? – услышала Гончая, словно сквозь вату, чей-то слабый голос, прежде чем открыла глаза.

Голова гудела так, будто по ней врезали палкой или кастетом. Ее что, били? Но она ничего такого не помнила. И тут же, как вспышка молнии, мозг обожгла внезапная мысль: «Док – сволочь – вколол какую-то гадость!»

– Тебе плохо? Можешь сесть?

Теперь она узнала голос – Майка! Девочка рядом, и она жива. Уже хорошо.

Веки как будто налились свинцом, но Гончая справилась с их тяжестью. Увидела перед собой грязный каменный пол и на нем согнутую голую детскую ножку. Попробовала повернуть голову, чтобы рассмотреть Майку целиком. Со второй попытки ей это удалось. Девочка сидела рядом на коленях, из всей одежды на ней были только трусики. А на бледном лице, плечах, животе, да на всем ее хрупком тельце виднелись свежие ссадины. Очевидно, штурмовики срывали свою ярость на девочке, пока ее взрослая спутница валялась без сознания.

«Больно?» – спросила у Майки Гончая, но изо рта вырвалось только какое-то невнятное мычание. Она оперлась руками на пол, и руки тоже слушались плохо. Что за отраву вколол док? В конце концов, ей все-таки удалось оторваться от пола и занять более или менее устойчивое положение.

– Сзади решетка. Обопрись на нее, – подсказала Майка.

Откинувшись назад, Гончая уперлась спиной в железные прутья. Точно решетка! Значит, они в камере. Всесильная Валькирия угодила за решетку в собственном Рейхе! Кто бы мог подумать? Впрочем, это неудивительно. Рядовые штурмовики не знают ее в лицо, а если судить по одежде, то она больше похожа на бродяжку, чем на любовницу фюрера. Док – единственный, кто знает, кто она такая. Но он, разумеется, не раскрыл штурмовикам правды. Наверное, этот подлец надеялся, что они пристрелят ее на месте за убийство офицера и за связь с мутантом, тогда совершенное им самим убийство коллеги-врача для всех в Рейхе навсегда останется тайной. Неплохо задумано. Вполне могло сработать. Им с Майкой повезло, что они обе до сих пор живы.

Гончая покрутила головой. В камере стоял полумрак, и решетки терялись в темноте. Но для нее не представляло секрета, где они с Майкой оказались – на Тверской, превращенной фашистами в настоящий концлагерь. Здесь не было ни света, ни отопления. Майка должна дрожать от холода. А все вещи… Вещи! Гончая потянулась к лодыжке, но спрятанный там пистолет исчез вместе с кобурой. Она беззвучно выругалась.

– Солдаты все забрали, – подтвердила Майка ее догадку. – И твой пистолет, и твою сумку с вещами.

Много ли было тех вещей: полудохлый фонарь да Майкины рисунки. Рисунки! Гончая снова выругалась, на этот раз вслух, и ругательство вышло вполне узнаваемым. Речь постепенно возвращалась к ней.