Артем Фадеев - Разочарованные. Трилогия (СИ)

— Боюсь, что нет, — искренне ответил полковник.

— Я обнаружил, — придав выражению своего голоса таинственность, произнес директор музея: — Что дверь не заперта, — далее последовала трагическая пауза.

— Да вы что? — попытался искренне изумиться Скавронский: — Она дей-ствительно была открыта?

— Именно, Олег Федорович, именно, — подтвердил Ларин: — А подобная вещь просто исключена.

— Почему же, Филипп Филиппович? Ну, может быть, уборщица пришла пораньше, или же охранник решил проветрить помещение. У вас ведь имеется охранник в музее? Не вижу ни чего странного. Вы сами только что сказали, что суббота — это день, когда у вас наплыв посетителей. Неужели ни кто не мог позаботиться о том, чтобы заблаговременно привести музей в порядок?

— Вы ошибаетесь, — отбросил версию полковника директор музея: — Это не возможно по одной простой причине. Дело в том, что ключ от входной двери музея находится только у меня. Дубликат же его, конечно, имеется и у нашего сторожа. Но ему даны четкие указания, ни в коем случае не покидать пределы музея до восьми часов утра. До этого времени ни кто посторонний и даже, как вы предположили, уборщица не может проникнуть на территорию музея. Я и только я отпираю его ровно в восемь часов. Исключений практически ни когда не было.

— Практически? — заинтересовался Скавронский: — Все же вам приходи-лось отступить от этого неписаного правила. Правильно я вас понял?

— Это было давно, — окунулся в воспоминания Ларин: — Точно уже не скажу. Где-то около десяти лет назад. Не думаю, что та история имеет хоть какое-то отношение к ночному происшествию.

— И все-таки, Филипп Филиппович, — попросил Олег Федорович: — Прошу вас, поведайте нам о ней.

— Пожалуйста, — согласился директор музея: — Это вовсе не секрет. Около десяти лет тому назад. Это случилось то ли поздней осенью, то ли ранней зимой. Около двух часов ночи у меня дома раздался телефонный звонок. Конечно, я тут же сообразил, что звонят с работы. В такое время меня могли потревожить только из музея. И, знаете, я не ошибся. Как, оказалось, звонил Борис Иванович. Наш охранник, как вы выразились. Он не знал, что ему делать, был обескуражен. Подобное случилось впервые. Вот он и попросил моего совета, — Ларин внезапно замолчал. Он стянул с носа пенсне, протер его накрахмаленным платком, водрузил очки обратно, и вновь заговорил: — У нас в музее уникальная система охраны. Ее подарили нам наши американские коллеги. Да, — гордо заявил Филипп Филиппович, заметив удивленное выражение лица полковника: — Мы сотрудничаем со многими зарубежными музеями. Иногда даже выезжаем к ним с выставками, иногда принимаем их у себя. Я уже говорил об уникальности экспонатов нашего музея?

— Было дело, — с трудом скрывая зевоту, ответил Скавронский.

— А, — вспомнил директор музея: — Ну, да. Вернемся к нашей сигнализа-ции. Вы понимаете, система такова. В нашем музее в различных местах расположены шесть видеокамер. Их изображение выводится на, соответст-венно шесть мониторов, которые расположены в кабинете у сторожа. Так же, наши экспонаты на ночь защищены сигнальными лучами. Ну, вы, наверное, представляете, что это такое?

— Разумеется, — монотонный голос Ларина усыплял Олега Федоровича, и для того, чтобы не заснуть окончательно, он попытался припомнить то, о чем говорил сейчас Филипп Филиппович: — Лучи заполняют пространство охраняемого объекта. Если, случайно целостность луча будет нарушена, немедленно сработает сигнальное устройство. Я не ошибаюсь?

— Вы совершенно точно описали работу нашей сигнализации, — похвалил полковника директор музея: — Но есть еще один нюанс. Если электричество и система охраны будут отключены одновременно, то тревога не сработает. Но подобное просто не возможно. У нас в музее имеется автономный источник питания. Если, например, здание будет обесточено, то сигнализация продолжает функционировать. Так что перебои с электричеством нам не страшны. Но в ту ночь случилось невероятное. Борис Иванович был в панике. Свет в музее погас, а сигнализация продолжала безмолвствовать. Я срочно поспешил к месту службы, предварительно вызвав милицию, скорую помощь и пожарных. Но все обошлось. Вы не поверите. Запасной генератор оказался неисправен, а что касается электричества, так на местной электростанции попросту произошла авария и квартал, в котором находится музей, полностью был обесточен.

— Вот как? — пытаясь сохранить на лице выражение заинтересованности, пробормотал Скавронский.

— Именно, — подтвердил Ларин: — Конечно же, после того случая мы стали регулярно проверять работоспособность источника автономного питания. Но к счастью, свет нам больше не отключали, и до минувшей ночи мы и проблем не знали. Однако прошедшей ночью случилось невероятное. На музей был совершен налет, и нас ограбили.

— Ограбили? — липкие объятия сна слетели с Олега Федоровича: — То есть как? — приходя в себя, заинтересовался он: — Вы же сами мне только что, Филипп Филиппович обстоятельно рассказали, какая удивительная система охраны работает в вашем музее. Да еще, плюс этот, как его Борис Иванович, ваш сторож.

— Все верно, — подтвердил предположения полковника, директор музея: — Я же сказал, случилось невероятное, просто невозможное.

— Продолжайте, — поторопил Ларина Скавронский: — Говорите, я вас внимательно слушаю. Вы пришли, дверь открыта, что дальше?

— Дальше? — Филипп Филиппович закатил глаза, припоминая подробности сегодняшнего утра: — Дальше, — наконец собрав мысли в кучу, он сообщил невероятную новость: — Дальше я вошел в музей.

Олег Федорович сделал вид, что поперхнулся. Он уже еле сдерживал себя в руках от того, что бы не сострить. Интеллигентная манера общения директора музея уже давно вывела его из себя. По этой причине, полковник, деликатно промолчав, просто вопросительно посмотрел на Ларина.

— Я вошел в музей, — не заметив реакции Скавронского, продолжил Филипп Филиппович: — И обнаружил, что в помещении отсутствует свет. И это была вторая странность. Понимаете, свет и сигнализацию мы отключаем всегда вдвоем с Борисом Ивановичем. Одному очень сложно отключить одновременно рубильник и систему охраны. Да что там сложно, практически невозможно. Дальше я осмотрелся вокруг и увидел, что около двери, ведущей из кабинета, в котором располагаются мониторы наблюдения, лежит тело Бориса Ивановича. Представляете?

— То есть как тело? — не понял Олег Федорович: — Труп что ли? Вашего охранника убили?

— Бог с вами, — директор музея осенил себя крестным знамением: — Борис Иванович жив. Он был без сознания. Представляете, сторож и без сознания?

— С трудом, — пробормотал полковник: — А вот, скажите, Филипп Филиппович, Борис Иванович в каких отношениях с алкоголем? Не мог он, например…