Владимир Стрельников - Комендор (СИ)

— Спокойной ночи, товарищ капитан первого ранга. — Я прошел было бочком-бочком мимо кэпа, но меня остановил его вопрос:

— Стармос [4] Старший матрос. , стой. Завтра на установки ходовую вахту ставим. В агрегатную сам пойдешь? — Кэп внимательно поглядел на меня.

— Нет, товарищ капитан первого ранга. Мы с комбатом и старшиной команды проверяли Зиновьева, заведование неплохо освоил. Я в башню, в конденсорную, во вторую смену, Назаркулов в первую. — Я снова вытянулся. Не так, как Тимка, но тоже достаточно неплохо.

— Ладно. Иди спать, подъем будет ранний. Бойцам передай, чтобы не расслаблялись, амеры в Мраморное море пять пээлок завели, британцы две. В любой момент тревога может быть. Больше так не развлекайтесь. Поймаю, вздрючу так, что мало вам не покажется. Бегом марш! — неожиданно рявкнул кэп, и меня сдуло с площадки торпедных аппаратов.

На юте я поглядел на стоящие в темноте корабли, освещенные по-стояночному. Красотища, если честно. Ночь, звезды, немного светится вода на бурунчиках вокруг якорцепей. Темные махины крейсеров, немного подсвеченные фонарями. Какой-то поселок светится на берегу, отбрасывая блески в волны. Да уж, это не Япония, не ночное Токио. Там все небо сияет. Вообще все побережье светится, и жуткая толкотня на море. Военные и гражданские корабли. Китайские и корейские джонки, японские и американские шхуны, которые зарабатывают на ловле краба и рыбы и скармливанию всего этого японцам. Яхты. Яхточки. Моторные лодки.

Нет, тут у нас спокойнее. Не везде, конечно, но все равно. Тишь да гладь. А вот около Стамбула, там давка. Особенно в проливах.

Из коридора вынырнули Сема и Тимка. Они пошли по внутренним помещениям, короткими перебежками.

— Пошли спать? Чего засмотрелся? — Тимка глянул на ночной берег.

— Да вот, смотрю. Меня кэп тормознул, правда. Без залетов. Сказал, чтобы бдили, ибо амеры и бриты ввели в Мраморное десяток подлодок. — Я вытащил из кармана зажигалку и поджег сигарету, которую крутил в руках Тимка. Курить я не курю, а вот зажигалку с собой таскаю. Фирменный «Филлип», французский, поменялся с французский комендором на шитый «штат». Готовил себе на дембель, вышил шелком пушки на черной суконке, а тут вот такая трихомундия. Углядел французик во время экскурсии, уцапал и отдал мне зажигалку. Мне за нее уже червонец предлагали, так что примерно то на то и вышло, шитый «штат» пятерку стоит. Но отдавать ее жаль. Так и таскаю в специальной сумочке, сзади на ремне. У меня там же и перочинный ножик лежит, а то порой попадаешь на команду «карманы к смотру». Если у зама по строевой настроение плохое (а хорошее у него бывает нечасто), то может и за борт выкинуть и ножик, и зажигалку.

— Бах! Бах! — дважды хлопнуло на левом шкафуте, примерно там, где стоял киргиз-пэдээсэсник.

— Боевая тревога! Команда, подъем, боевая тревога! — заорала трансляшка у нас над головой, заливаясь трелью звонка, заставляя похолодеть сердце. За всю мою службу это третья боевая тревога.

— Бах! Бах! Бах! — еще выстрелы, и отчаянный киргизско-русский мат. — Бах!

Выключилось стояночное освещение, погрузив все во мглу и ослепив на несколько секунд, пока глаза привыкли к синему походному-боевому.

Переглянувшись с парнями, мы с Тимкой рванули по шкафуту в сторону пушки.

Бежали вслепую, по памяти, уворачиваясь от растяжек и перепрыгивая грибы вентиляшек.

— Стоять! Руки вверх! Стрелять буду! — истерически заорал на нас кто-то, лязгая затвором пистолета, а из тамбура выскочило еще несколько моряков с автоматами.

— Второй статьи Назаркулов, старший матрос Жменев, бежим по боевому расписанию! — вместо растерявшегося Тимки заорал я. Блядь, не хватало сдуру пулю словить.

— Они, товарищ мичман! — Нас осветили мощным фонарем, заставив зажмуриться.

— Вперед, перед нами, бегом марш! Провокации будут жестко пресечены! — мичманяга, совсем молодой пацан из БЧ-3, махнул «макаровым».

— Бах! Бах!

— Да по кому он там шмаляет? — прорычал я, ныряя в темный коридор между «базальтами» и надстройкой.

— Бах! — буквально в паре метров от нас, и я выскакиваю на площадку, где матом орал колокол громкой связи, и похожий на ведьму из Вия матросик судорожно передергивает затвор автомата, целясь во что-то внизу. — Бах!

Плюнув огненным факелом, холостой выстрел на мгновение осветил площадку, ставшую тесной из-за набившегося народа.

— О, смотри, «Зозуля» и Красный Крым», — Тимка кивнул в сторону появившихся кораблей. Точнее, появились-то они давно, просто внимание на них сейчас обратили. — Пришли-таки.

— Ага, — я кивнул. — «Зозуля», наверное, с севера спецом пришел, чтобы над нами посмеяться.

Мы с Назаркуловым переглянулись и заржали.

Да уж… сегодня ночка была еще та. Всем ночкам ночка.

Тот паренек-пэдээсэсник, который стрелял ночью, как оказалось, пулял по реальной мишени. Один из идиотов, которые попадают на родной флот с завидной периодичностью, решил сбежать со службы. Боец, прослуживший уже больше полугода, а точнее, уже почти год, в БЧ-5, залез в каюту своего командира батареи, нарядился в его гражданку, благо тоже лоб здоровый. Сопоставимый по габаритам с бывшим офицером-морпехом, который что-то повредил себе при неудачном прыжке с парашютом и перешел на службу в плавсостав. Так вот, этот умник переоделся, нацепил спасжилет, и через иллюминатор каюты спрыгнул за борт. А, он еще офицерское удостоверение забрал и деньги из сейфа вытащил, лейтеха-то ключи на баке забыл.

В общем, БЕГЛЕЦ уже почувствовал вкус свободы и ее бодрящую прохладу, водичка-то холодная. Но все бы ничего, на берегу он рассчитывал переодеться в сухое. Правда, до берега около четырех километров, и самый лучший пловец пробултыхался бы не меньше часа. Ну, может чуть меньше. А вода, еще раз напомню, холодная. А в воде температурой пятнадцать-восемнадцать градусов человек насмерть замерзает за двадцать минут, примерно.

Так еще был небольшой шторм, и волна шла отбойная, то есть со стороны берега. Этот идиот сделает три гребка, его волной поднимает, и шлеп об борт. Тот еще три гребка, и по-новой шлеп.

Через десяток минут беглец понял, что замерзает, и начал орать. Причем уже как раз под постом Алибабаева. Пацан от неожиданности напрочь забыл русский. И то, что надо доложить на ГКП. Зато автомат с холостыми патронами пришелся ему как раз в пору. И Алибабаев не нашел ничего лучшего, как начать стрелять в бултыхающееся и орущее нечто.

Короче, беготни было и ору до небес. Добил наш большой зам, слегка перегнувшийся через леер и брезгливо цедящий этому дебилу, который наматывал на руки толстый линь, чтобы его вытащили на борт: