Эльвира Смелик - Зови меня Шинигами

Она летела неслышно. Совершенно неслышно.

Телефон молчал. Точнее, выдавал длинные гудки, но те бесцельно уходили в пространство. Никто не подумал откликаться на их зов. Тянулись гудки ровно и безучастно, созвучные бесстрастному голосу вызываемого абонента.

Окудников не любил работать с такими людьми: ставящими принятые на себя обязательства далеко не на первое место, чересчур самовольными, плохо поддающимися контролю. Терпел только потому, что заверили со всей возможной убедительностью – у парня промахов не бывает, никто не справится с делом лучше и быстрее него.

Да, при встрече с ним возникало ощущение неминуемости и фатальности. Шахат. Мрачный жнец. Никто от него не укроется. Пусть не правда, пусть игра воображения, но подтверждённая фактами. И результат обещан. Положительный результат.

И всё-таки Окудникова не покидали сомнения. Более всего хотелось быть в курсе происходящего. Глубоко в курсе. Хотелось чаще слышать подробные доклады, но приходилось звонить самому и буквально упрашивать поделиться хоть какой-то информацией. И всё равно оставался ни с чем, потому что каждый разговор заканчивался непременным равнодушным: «Если не устраивает…»

Не устраивало. Постоянно возникало ощущение: парень знает гораздо больше того, что сообщает. А ведь предупреждали, что он умнее и хитрее, чем кажется, что умеет прекрасно манипулировать людьми. Научен. И сейчас Окудников яснее это понимал.

При знакомстве Шахат по большей части молчал вовсе не потому, что был не слишком прозорлив или привык строго следовать чужим планам, не способный построить собственные. Не потому, что ему без разницы, чем заниматься. Поставили цель, заплатили – и достаточно.

Создав образ безгласного, хорошо натасканного пса, который дожидается точной хозяйской команды, он принудил говорить за двоих, выболтать больше, чем требовалось. Ведь собака всё понимает, но сказать-то не может. При ней можно трепаться о чём угодно, не волнуясь о последствиях, откровенничать, открывать тайны. И даже подозрения не возникнет о каких-то задних мыслях.

Хорошо, что Окудников не слишком увлёкся, привык быть осторожным, лишнего не наговорил. А если и наговорил, то совсем чуть-чуть. Не страшно. А вот немногословность нанятого исполнителя по-прежнему раздражала, и они невольно возникали – подозрения о задних мыслях.

По существу не докладывает, параллельно берёт какие-то левые дела и таскает с собой девчонку. Совсем уж непонятно, последнее зачем.

Не склонен к воздержанию, а каждый раз тратить время на поиски женщины лень? Вот и прикупил себе на долгий срок на всё согласную мобильную шлюшку. Хотя он бы так и объяснил, не постеснялся, но начал вещать про какую-то помощь. Что за помощь?

О! А если самому… тоже… воспользоваться девушкой?

Наложить заклятие подчинения, сделать из неё верного осведомителя. Она-то уж точно в курсе, чем Шахат занимается. А Окудников поднаторел в подобных заклятиях. Приходится пользоваться, особенно когда не хочется тратить время на долгие уговоры или запугивания. Подобные заговоры забирают много энергии, но если за тебя работает кто-то другой, есть время отдохнуть и восстановиться.

Самые действенные, самые надёжные – заговоры на крови. Издавна считается – именно в ней живёт душа. А все эти обрезки ногтей, волоски, тем более фотографии и написанное имя…

Окудников презрительно усмехнулся, зажал в кулаке маленький лоскуток ткани, светлый в буроватых пятах, три отрезка тонкого шнура, покинул кабинет и зашагал вниз по лестнице.

Подвал в доме был большой. Или, точнее, огромный. И, наверное, выходил за границы надземного строения.

Коридор, маленькие закутки по его сторонам и просторный зал. Очень просторный. Округлый по форме, никаких углов. С высоким сводом и даже с колоннами. Не бетонными и уж тем более не бутафорскими. С настоящими, каменными, тоже округлыми, но грубовато вырубленными: в выступах, неровностях, шершавинках. Окудников зажигал прикреплённые к ним факелы.

Огонь тоже должен быть настоящим – живым, дышащим. Чадящим – так по-людски. Но только не свечи. Окудников не романтический ужин устраивать собирался.

В середине зала – возвышение. Будто бы ещё одна колонна почти полностью ушла в землю, только самая верхушка осталась. Высотой – человеку по пояс.

Стол. Алтарь. Можно называть как угодно. Если захочется – даже жертвенником.

Окудников положил на него отрезки шнура, лоскут разорвал на полоски и принялся медленно сплетать. Шнуры, полоски – в единую верёвку. Словно мифическая мойра, держащая в руках чужую судьбу.

Голова чуть запрокинулась вверх, глаза закрылись, а пальцы ловко двигались, без ошибок, без пауз. И губы шевелились. Но голос настолько тихий, что даже треск горящих факелов перекрывал его. Только в самом конце раздалось чуть громче и разнеслось по залу:

– Так и я с сего часу душой и телом ведать стану. Рабой ей быть, в петлю её загоняю. Да не висельником, а псом блудным на цепь посаженным.

Доплетя верёвку, Окудников завязал на ней узел, так чтобы получилась петля, затянул осторожно, не до конца, расправил на алтаре и опять усмехнулся. Только на этот раз усмешка вышла болезненно-кривоватой. И пришлось опереться о камень. Чтобы не покачнуться, не упасть. Чтобы не выказать своей слабости. Даже в одиночестве.

Это только в сказках волшебство даётся легко, задаром. На самом деле нечто не рождается из ничего. Приходится брать энергию либо извне – но её сейчас везде мало, иссякает, а Источник пока не открылся, – либо отдавать свою. Но Окудников далеко не самый сильный колдун, и потому…

Хватит! Надо взять себя в руки. Чёрный подчин – тоже не самое выдающееся колдовство.

Окудников глубоко вздохнул, расправил поникшие плечи, отстранился от алтаря, немного осторожничая, проверяя, твёрдо ли стоит на ногах. А потом развернулся и зашагал прочь из зала, из подвала, вверх по лестнице. Не удержался от самодовольного жеста, удовлетворённо потёр руки.

Теперь у него есть послушный соглядатай. Осталось только встретиться с ней, незаметно для Шахата, и обо всём подробно выспросить.

Где их сейчас черти-то носят? Куда придётся ехать?

Да, его люди постоянно таскались за Шахатом. По крайней мере, отслеживали передвижения. Не по мелочам, а от одного населённого пункта до другого. А Шахат никогда не интересовался, почему Окудников о нём знает больше, чем он докладывает, не восклицал в негодовании: «Вы мне не доверяете?» Сам всё понимал и оставался безучастным.

Трудно объяснить его поступки, не выведешь логически, наперёд не просчитаешь. И это тоже раздражает и тревожит. Но теперь… теперь точно станет спокойнее. Тем более девчонка часто болтается одна. Не совпадают у них с Шахатом суточные ритмы. Она – обычный человек, по большей части днём бодрствует, а он – зверь ночной. По крайней мере, предпочитает темноту.