Андрей Киселев - Борт 556 (СИ)

Джейн дико и надсадно застонала. Застонала, так как безумная. Змеей за извивалась под моим голым мужским лежащим на ней телом, выгибаясь на постели вверх своим голым животиком. Прижимая его круглым пупком к моему голому животу, задрав вверх волосатый свой лобок, и раскрытой промежностью, насаживаясь до предела на мой детородный торчащий член.

Она закатила черные как ночь глаза под веки, жарко дыша в мое над ней повисшее лицо. Так же, как тогда в той рыбацкой в кокосовых листьях хижине. Так же, как и тогда, схватив меня за волосы, вдавила лицом в свою полную трепещущую любовью и трепыхающуюся грудь.

- "Что с ней происходило этой ночью?! Джейн! Что с тобой?! Что, моя любовь?!" - думал я, любя ее, молча и без слов сейчас, как и она меня этой ночью среди нависших скалистых берегов незнакомых и мертвых островов. Здесь в пункте нашего конечного путешествия.

Мои мысли все перепутались. Я думал черти, о чем от дикого тихого сексуального безумия, спутавшего все мое сознание. Наша любовь, это какое-то, тихое безумное помешательство. Мы как чокнутые любили, тогда друг друга. Безотчетно и не думая ни о чем, кроме, как только о любви. Я как в тумане навалившейся очередной любовной оргии с силой всаживал свой торчащий член, в чрево раскрывшейся для меня, снова этой ночью промежности Джейн, закатив свои помутненные в помутненном рассудке глаза.

Иногда у меня были всплески прояснения просветленного сознания. И я думал о Дэниеле - "Что сейчас с Дэниелом?!" - думал я - "Спит или нет? Если нет то, что делает в этом месте нашей конечной стоянки? В месте гибели их отца? В месте гибели борта 556?".

Потом, снова уходил в сексуальное умопомешательство. И стонал на всю каюту как безумный от несравненного удовольствия, которым одаривала меня сейчас в очередной раз Джейн.

На океане стояла темная и тихая ночь. Лишь, было слышно шум волн, в раскрытый оконный иллюминатор верхней палубной надстройки, бьющихся о борт Арабеллы.

- Что с тобой! Ты пугаешь меня, любимая! - произнес сквозь стон я, на какое-то время опять прейдя в себя. И целуя свою безутешную в любви Джейн.

- Я же сказала, молчи, и люби меня! - Джейн, произнесла, стеная громко, и остервенело и жестоко, вцепилась зубами в мою грудь, кусая, как бешеная сучка ее в неистовом наслаждении, как словно в последний раз.

Я схватил ее своими, снова пальцами правой руки за распущенные черные как смоль волосы, сжав в своей ладони. И, оторвал ее голову от своей до крови укушенной груди, придавил к подушкам. И впился губами в ее оскаленный зубами в неистовом экстазе рот.

Я позабыл этой ночью все условности и любую осторожность. Как бешеный, теперь я буквально, терзал своей любовью ее на своей постели, кончая многократно, как и она.

Не было места на теле моей любимой Джейн, которое я бы, не искусал и не исцеловал этой ночью.

Наша общая любовная и брачная в моей каюте постель бешено скрипела и стучала о корабельную стену нашей яхты. И только внутренние герметичные переборки заглушали все наши любовные звуки внутри нашей яхты.

Что творилось с нами сейчас?! Что это было?!

Вскоре мы оба натешившись вдоволь любовью, два неустанных и неистовых любовников, уснули как убитые.

Это была последняя наша ночь, ночь нашей любви.

Конец второй серии

Борт 556

3 серия

25 июля 2006 года.

Было десять утра, и Джейн, раскрыв все оконные иллюминаторы в моей каюте, сделав общее проветривание нашей любовной обители, собрала скомканные и измятые простыни с последствиями нашей ночной любви в большой комок и, выйдя в коридор, бросила в стирку. Она голышом, сбегала в душевую и в свою каюту. И вновь, переоделась в домашний свой легкий шелковый, как тогда, когда первый раз я ее увидел тельного цвета короткий до колен халатик. Собрав, снова в пучок на темечке миленькой девичьей головки, длинные вьющиеся свои растрепанные о мою постель черные как смоль волосы. Заколов их золоченой, снова заколкой.

Она, снова рассыпав кассеты по постели. Включила магнитофон. И, припевая под мелодию "Моtley Crue", из магнитофонной записи, Джейн пританцовывала, вихляя, соблазнительно, вновь предо мной своим полуголыми, почти черными от загара бедрами. Сверкала из-под его коротких пол шелкового домашнего халатика, узкими желтыми от купальника плавками. И своими обворожительными и прелестными голыми девичьими ножками. Мною жадно исцелованными, от самой девичьей промежности до пяток. До черных от загара маленьких девичьих ступней в домашних тапочках.

- Любовь моя - сказал, помню я ей из душа - А, как же, то твое черное вечернее платье? - вдруг вспомнил я, глядя на этот ее шелковый прелестный халатик - Ты его после того раза, помнишь на том атолле. Тогда в тот шторм, больше и не надевала. Вместе с теми туфлями на каблуках на своих прелестных ножках. Ты в нем была особенной!

- Неужели - тихо ответила моя Джейн, делая удивленный вид.

Она, смотрела на меня выразительными в том удивлении черными, как ночь глазами.

- Я из всех своих тряпок долго, тогда выбирала, что надеть. И, вообще, тогда подумала, что это было лишним.

На восьмые сутки нашего совместного в океане любовного проживания, мы уже разговаривали как потенциальные муж и жена.

- Нашла, когда носить вечерние платья. И время и место. Дурой была. Ты же меня так назвал.

Она в упор уставилась на меня черными своими обворожительными, полными любви и одновременно укора женскими глазами.

- Дурой, влюбленной до дури в русского потерпевшего крушение моряка. Нацепила его, прекрасно понимая, что оно не идет мне, к моему, почти от загара черному телу. То, что совсем неуместно в морском походе.

- Напротив! - я, громко, шумя водой, восторженно и восхищенно произнес - Ты была в нем умопомрачительна! Я глаза не мог отвести!

- Я знаю - ответила Джейн довольная моими словами - Ты и так от меня глаз не можешь отвести. Только и пялишься на меня. И не особо, тогда слушаешь Дэниела.

- Любимая, ты моя! - произнес я, и выскочив из душа, снова побритый. И как дикарь, в чем мать родила. Мокрый, повернув ее лицом к себе. Схватив ее за гибкую, тонкую девичью талию. Обняв за пояс того шелкового халатика - Прости же ты меня дурака! - виновато произнес я. Смотря синими своими с зеленью влюбленными на нее глазами. Подымая Джейн на руках перед собой, отрывая от пола.

- Вырвалось у меня в гневе! Прости! Прости за Дэни! - я ей, тогда говорил.

И придавил ее с силой к себе. И она, было, попыталась вырваться из моих мокрых скользких мужских рук, только и произнесла - Намочил меня, всю! Безумец влюбленный!

И прижалась ко мне пышной, своею трепыхающейся, вновь возбужденной для очередных ласк девичьей грудью.

- Люблю я тебя - тихо прошептала она мне на ухо. Жарко дыша носом в мою щеку. Опустив миленькую свою черноволосую головку на мое мужское плечо.