Андрей Киселев - Борт 556 (СИ)

Они появились, и один из них остановился у входа в этот каменный узкий маленький подводный грот. Он заметил его в черной отвесной скале. В почти уже полной вечерней темноте, засыпающего в предстоящую надвигающуюся ночь океана. Заросшего всего горгонариевыми красными кораллами и водорослями в вертикальной ступени стены.

Тот, который остановился, посветил фонариком в глубину моего, теперь спасительного грота. Луч от подводного фонарика высветил узкие и низкие стены моей спасительной подводной обители. Скользнул на каменный пол. И на мой внешний каменный барьер. За которым, я в странном углублении. И лежал, прижавшись к скользким в водорослях камням. Я затаил дыхание, чтобы не выпустить отработанную смесь через фильтры акваланга. И таким образом не выдать себя. Я понимал как никто другой, что если они меня здесь обнаружат мне конец.

Тот, который светил фонариком в глубину грота, повисев, какое-то время в воде перед входом в грот, подплыл ближе к нему. И решил заглянуть внутрь, но покрутив головой. И ослепляя меня светом фонарика, как, ни странно, ничего здесь, похоже, не увидел. Возможно, уже сама надвигающаяся ночная в океане темнота подгоняла его самого. И он, быстро осмотрев с прохода узкий мой, теперь спасительный пещерный грот, быстро и скоротечно свернул свою деятельность. И не полез внутрь пещеры. Может, даже побоялся лезть в черноту и неизвестно куда. Тем более под водой. Боясь, даже, может, застрять и погибнуть тут. Он видно, было отдавал себе оценку, и оценку своим действиям. И вообще по всему было видно, что эти ребята были действительно профессионалы. И они догнали бы меня, если бы не опустившаяся в глубины океана с поверхности ночь. Это она им помешала доделать задуманное. И спасла меня от смерти. Эта полная уже темнота. Уже ни черта без фонарика не было видно. И я, осторожно на ощупь, полез к выходу из этого жуткого моего заросшего кораллами и водорослями спасительного узкого грота.

Мне еще повезло в том, что вода была здесь внизу на этом втором плато, не такая холодная, как обычно бывает на такой глубине, или как говорила Джейн в том меж островов ущелье. А то, бы я, наверное, околел бы лежа здесь на камнях без движения. Я высунулся из этой маленькой пещеры. И, осторожно, и не торопясь, буквально, чуть ли не ползком, осторожно гребя ластами. И по, чуть, чуть, стравливая, через шланги и фильтры отработанную кислородно-гелиевую смесь из своих баллонов, опустился на самое песчаное дно второго плато у стены. И поплыл обратно к свисающим проводным веревочным фалам от эхолота и сонара. И там, где должна лежать нейлоновая сама сеть. Спущенная на веревке,и лебедке с яхты.

Я подплыл к опущенной якорной цепи, и самому якорю нашей Арабеллы, который врезался глубоко в белый вязкий песок. И удерживал яхту на месте. Где-то, невдалеке должен был быть еще один на такой же длинной цепи. Но, я, теперь плыл в слепую и на ощупь.

Здесь же я нашел в темноте и тот проводной от подводной аппаратуры фал. Да, и сама сеть была на привязи и на месте. Было, честно говоря, ни черта не видно. Но, я на ощупь и по памяти, ориентируясь по той же стене, пришел обратно.

Я уже не видел, сколько на ручных подводных моих часах времени. Я был без фонарика. Да, и включать я его бы не стал, если бы он у меня был. Рискованно. Вдруг меня еще, где-нибудь караулили. Даже, здесь у якорных цепей и веревочных глубоководных проводов от глубоководного гидрофона сонара и эхолота.

Я вцепился руками обеими в этот проводной веревочный фал, рядом с сетью и опущенной вместе с ней с яхты веревкой. И полез вверх, медленно стравливая через фильтры отработанную смесь. Выравнивая давление в своей крови от, более, чем, стометровой глубины.

Да, если бы не эта кислородно-гелиевая смесь, положение мое было бы куда хуже. Если бы был просто кислород. При таком всплытии с трехсотметровой глубины, там над той трехкилометровой пропастью, мне бы пришел каюк. Все-таки, гелий легче функционирует с кровью на глубине, чем сам кислород. Даже, сейчас при всплытии. Я быстрее выхожу с глубины к поверхности, задерживая свое дыхание на выдохе.

В окружении потревоженных моим появлением вокруг меня каких-то мелких рыбешек, я медленно шел вверх, выдыхая отработанную свою кислородно-гелиевую смесь.

И вот, я уже высунул голову из-под воды у самого днища Арабеллы.

Я осторожно, вскарабкался на корму, по этому, веревочному подводному опускаемому кабелю, потом по лестнице, спущенной за борт яхты. И, пригибаясь, сняв тихо ласты, пошел, голыми босыми ногами. Не снимая баллоны в сторону носового с водолазным оборудованием трюма. Обходя тихо трюм с внутренней закрытой задвижными деревянными дверями лестницей в коридор и каютами.

Я боялся за мою Джейн. Я не знал, что сейчас на самой яхте происходит, хотя и было тихо. Только шумели волны, приглушая мое тихое передвижение вдоль бортовых лееров ограждения по краю борта яхты.

Я как тать пробирался на ощупь вдоль левого борта нашей яхты. Мимо темных оконных иллюминаторов верхней длинной с мачтой и парусами надстройки. В полной темноте. На яхте не было света. Джейн не включила ни какого освещения. Я даже, не знал, сколько теперь времени, но чувствовал, что уже наступала ночь. Было темно. И нельзя было, даже посмотреть на подводные часы на руке. И я, в полной темноте, налетев на лежащую, на носу нашу моторную без надобности лодку. Приоткрыл люк водолазного нашего с Дэниелом трюма. И спустился вниз, также медленно и тихо. И осторожно, стал снимать баллоны, и акваланг возле компрессора. В полной также, темноте и на ощупь очень тихо. Я боялся разбудить мою красавицу Джейн.

Я уже снял полупустые акваланга свои баллоны. И расстегнул от воротника до пояса свой на груди синий с черными полосами гидрокостюм, как вспыхнул свет. Я от испуга чуть не упал. И шарахнулся, прямо на стоящие у стены борта под верхней палубой незаряженные другие, в ряд поставленные для акваланга баллоны. Я прижался к корабельной голой гладкой стене с большими вытаращенными своими напуганными глазами на спустившуюся ко мне мою Джейн.

Она стояла, спустившись сюда в водолазный технический трюм яхты. И смотрела на меня своими черными, такими же напуганными в состоянии истерического шока глазами.

Я, аж, присел на баллоны и в груди у меня как будто все оборвалось. У меня застучало от волнения и боли сердце. И я опустил вниз глаза. И сидел, молча, на баллонах, не глядя на мою Джейн. Я не знал, что сейчас будет и я не знал, что сейчас делать.

Джейн была в белой длинной своей той опять рубашке, как тогда, когда вышла ко мне больная в момент нашего скоротечного бегства из того кораллового атолла, и в полосатых узких от купальника плавках. Сверкая голыми, почти черными от загара девичьими прелестными своими босыми ножками. Она спустилась сюда и стояла, смотря на меня не отрывая напуганного взгляда.