Андрей Киселев - Борт 556 (СИ)

Она ждала нас. Нас с Дэниелом до последнего не смыкая глаз. Ждала после того как мы ее бросили, так подло на этой яхте. Бросили по желанию самого, теперь мертвого ее родного брата Дэни.

- Сколько времени, ты знаешь? Час ночи, и где, Дэни? - только тихо и еле слышно, чуть ли не шепотом, спросила моя Джейн.

- Час ночи! - я произнес, сдавленно и испуганно вытаращив свои синие глаза на мою Джейн, и обомлел.

- "Я там пробыл с семи часов до часа ночи!" - я сам с собой не смог это даже согласовать, что и как?

Я не произнося ни слова, потому, что не мог сейчас ничего объяснить и вообще сказать, только, покачал растрепанной от гидрокостюма и маски русой головой. Виновато, как маленький ребенок, прося прощения. Как-то все само так произошло от испуга, наверное, и растерянности. И все же, через силу, поднял на нее свои виноватые и испуганные в шоке глаза. Как виноватый нашкодивший мальчишка. Именно, как глупый напакастивший подло из-под тишка мальчишка, так я ощущал тогда себя.

- Ты убил его - произнесла она, дрожащим от ужаса голосом - Ты убил Дэни! - закричала моя Джейн. И выскочила по лестнице наружу вверх на палубу.

Эти слова ее для меня были как смертельный приговор. Словно, ножом резанули по моему мужскому сердцу.

Я бросился за Джейн. Прямо не снимая гидрокостюм. Я побежал, выскочив из носового с подводным оборудованием трюма за любимой. По остывшей уже от холодной тропической ночи палубе. Она бежала впереди меня и рыдала навзрыд.

- Джейн! - кричал я ей, уже ни боясь ничего и забыв про любую опасность - Джейн, любовь моя!

И мне было уже все равно теперь, после смерти Дэниела. Первый раз все равно. Я бежал, только за моей Джейн. Следом за ней, мелькающей невысоким темным силуэтом в ночи на палубе нашей Арабеллы.

Джейн бежала от меня как от огня. Словно, перепуганная мною. Тем, что только, что от меня узнала. Она, проскочив мимо палубной иллюминаторной длинной надстройки, заскочила в распахнутые узкие деревянные двери трюмного к каютам коридора. Буквально семеня своими маленькими босоногими девичьими моей любовницы ступнями, по почти, вертикальной туда лестнице. И заскочила в свою каюту. Захлопнув из красного дерева дверь.

Она закрылась там. За дверями раздался женский дикий непрекращающийся в неистовом страдальческом отчаяние плач. Скорбный, горький и надсадный плач сестры, только, что потерявшей родного брата.

Моя милая Джейн

Я подскочил к двери. И стал стучаться как ненормальный в ее каюту. Я лупил сжатыми своими обеих рук кулаками по двери, готовый ее сломать. Только бы Джейн открыла ее мне.

- Джейн! - кричал, как ненормальный я - Любовь моя! Открой мне дверь, прошу тебя! Открой, миленькая моя! - я дергал за ручку двери. И рвал ее в сторону и на себя.

- Уйди! - кричала она мне из-за той двери - Уйди проклятый! Ты убил моего брата Дэни! Я ненавижу тебя! - она кричала в ответ верезжащим от боли срывающимся до хрипоты голосом.

Я вырвал дверь из замка. И отбросил ее в сторону. И увидел Джейн,

сидящую на своей постели. Джейн сидела, скрестив на свои красивые черненькие от загара в коленях полненькие бедрами и красивые ляжками девичьи ножки. В той длинной белой полураспахнутой широкорукавой рубашке. Из которой виднелись ее выпирающие полненькие трепетные. Дрожащие от рыдания женские груди. Она сидела так, сверкая, из-под той рубашки между скрещенных красивых своих полненьких ножек, узким своими полосатыми плавками, на своем девичьем лобке. И держала в руках подушку. Она плакала в нее. И ей вытирала слезы.

Джейн, вытаращив напуганные и заплаканные глаза, соскочила на ноги, на постели. Забилась в угол каютной переборки и корабельной стены. У которой стояла ее постель. Выхватив, вдруг неожиданно, оказавшийся у нее в руках пистолет. Это оружие было из арсенала Дэниела. Из той крайней у самого туалета и душа каюты. Где было полно оружия.

Джейн его достала видимо, когда потеряла нас. И не дождалась совсем уже нас с Дэниелом к ночи. От собственного страха и переживания. Она должна была защитить себя, если, что. И саму яхту. И вот, в руке ее был пистолет.

Я стоял в дверном проеме у сломанной, напрочь, мною в отчаянии от всего пережитого. И от проклятий моей любимой Джейн каютной двери. Ее девичьей каюты. И любимая девочка моя Джейн, с перепуганными и в горьких слезах черными убийственной красоты глазами. Целилась в меня из Беретты. Пистолета из оружейки нашей яхты Арабеллы.

Я подумал, не знаю, почему сейчас, как-то, произвольно - "Сейчас маленьким своим пальчиком нажмет на курок и все... И нет вас матрос Советско-Российского флота, Владимир Ивашов. Моя красавица Джейн. Моя голубка, любимая" - подумал я с дурру. И, даже, напугался - "Неужели, так все, вот и закончится".

- Любовь моя! - я в отчаянии смотрел на нее. И замолил ее о прощении - Прости меня, Джейн!

Я упал на колени. И пополз на них к ее постели. И к ней стоящей в углу каюты.

Выглядело это, конечно дико и жалко. Но, я любил ее. Любил безумно как дурак. И судите сами, но сделал так вот. И никак иначе. Я готов был умереть от руки любимой. Так же как, и готов был, принять ее прощение.

- Не подходи! - она, кричала мне в отчаянии, тоже вся заплаканная, целилась в меня. И ее руки тряслись. Она могла выстрелить, но, не стреляла.

- "Почему?!" - думал тогда я. Все очень просто, Джейн любила меня как никого другого. И как бы, не винила за гибель брата, даже не зная, что там внизу под водой произошло. Она не могла нажать на курок пистолета.

- Я - произнес тихо, помню я ей, сам обливаясь слезами - Я не смог его уберечь. Милая моя. Не смог. Как бы, не старался, не смог. Прости, любимая. Если, сможешь.

Я встал. И повернулся к двери, ожидая выстрела в спину, потому как Джейн не могла выстрелить, смотря мне в мои в слезах, такие же убитые сожалением и горем синие с зеленью чарующие любовью и преданностью глаза. Глаза своего любимого. Влюбленного в нее до безумия тридцатилетнего русского моряка. Моряка полюбившего молодую лет двадцати девяти безумной красоты американку.

Я пошел медленно до выхода из каюты. И встал в проходе у сломанной двери каюты Джейн. Я ждал выстрела.

Выстрела так и не последовало. И не последовало, вообще ничего. Я просто, вышел в коридор между нашими каютами. И пошел наверх на палубу Арабеллы, проклиная все на свете. И себя, в том числе за все, что случилось. И в первую очередь за то, что тогда не сказал ничего Джейн про наше последнее роковое с Дэниелом погружение.

Стояла темная ветреная ночь. Лишь, Луна смотрела на бурлящую гладь Тихого океана. Там, вдали за этими всеми островами.

Я оперся о поручни лееров ограждения борта Арабеллы. И смотрел вдаль, туда за горизонт, где виднелась полоска еще солнечного света.

Ночная полоска света, на горизонте. И второй час ночи.