Дмитрий Янковский - Рапсодия гнева

– Ни фига себе… – вытаращил он глаза. – Кто это тебя так? Ё-мое…

Распухшее от слез и оплеухи лицо подруги вызвало в нем переживание, сравнимое только с физической болью. Будто пуля навылет.

Таня глянула на Японца и почувствовала, что наконец-то может расслабиться. Ничего не стесняться… Он все поймет.

Хороший друг моментально превратился в самого родного человека. Слезы снова хлынули из глаз в три ручья. Рыдая, она умудрилась рассказать Женьке о том, что с ней произошло за прошедшие сутки. Он прижимал ее маленькое хрупкое тело к груди и думал о том, что никто в мире не остановит его теперь. Убивать гадов, крошить, катком в асфальт… В блин, в мокрое место… Только кто это станет делать? Пожаловаться Фролову? Засмеет. Для него это все не важно, для него только личные переживания что-то значат, а не такая всеобщая справедливость, как месть за любимую девушку. Потому что только он, Японец, может защитить эту вот, конкретную, милую беззащитную девушку, и никто, кроме него, не захочет это сделать.

– Я знаю, как поступить, – решительно и неожиданно жестко сказал Японец, выслушав сбивчивую историю.

Таня с удивлением посмотрела на него.

– Мы убьем Алекса, этих двух… как их там. Джек расколол все базы данных этих гадов. Сейчас мы все узнаем. И еще у нас есть приемник прослушки. Мы всё про них узнаем. Всё…

Он решительно включил компьютер и, путаясь в клавишах, стал просматривать файл за файлом, почти ничего не понимая в английском тексте и терминологии баз данных.

Слезы высохли: Таня с изумлением спросила:

– Жень! А как мы их убьем? У нас же ничего нет. Никакого оружия! И все против нас.

– Оружие? У нас есть такое оружие, какое тебе и не снилось! Раньше тоже было оружие, но не было патронов. Но ночью я видел, Саша принес.

Наконец Японец откопал что-то похожее на досье работников миссии. По крайней мере, там были фотографии. Таня просмотрела их и легко опознала Сержа и второго парня, приехавшего на подмогу Алексу. Тут же были телефоны и адреса. Дом Алекса находился совсем рядом с миссией, надо было только пройти через парк. Стивен Белл жил в гостинице «Украина», в триста шестнадцатом номере. Третий, Серж Дадик, успел обзавестись собственным домом на Керченской улице.

– Чудненько, – процедил сквозь зубы Японец. – Вот с них-то я и начну. Гниды… Этой же ночью.

– А ты умеешь стрелять? – пугаясь собственных слов, прошептала девушка.

– Я два года учился стрелять именно из этой винтовки! Саша учил меня прятаться, выбирать позицию. Абсолютно всему!

– Зачем? – Таня испугалась уже не на шутку.

– Наверное, случайностей не бывает. Я теперь точно знаю, для чего учился – отомстить за тебя.

Плохой театр. Сказка. Сон. Таня никак не могла поверить, что все происходящее с ней происходит совершенно взаправду. Может, это был наркотик такой? Мамочки… Надо отсюда бежать.

– А ты уверен, что мы должны так поступить? – неуверенно спросила девушка.

Ненависть к обидчикам была сильна, но ужас преступности замысла был сильнее. Это уже не игрушки. Застрелить из винтовки американца? А если найдут? Головы не сносить! Камеры, грязные тетки… Нет!

– Уверен! Я все решил! В конце концов, я – мужчина, – сердито буркнул Японец и натянул на голову наушники подслушивающего устройства. – Я ответственный человек.

Потом немного подумал и добавил:

– Я стану тем Злом, которое необходимо для торжества Добра. Точка. Иди отдыхать.

Сначала Таня решила бежать с Лагерной немедленно. Потом задумалась – куда? Снова пролетели в памяти события жуткого дня, вонь камеры, туалет без двери, хохот ментов. Неужели это все правда?

А может быть, Женька прав? Может, эти… люди не заслуживают пощады? Ну как, за что они могли так с ней обойтись? Это же…

Она поняла, что никуда не уйдет. Вспомнив сцену в кинотеатре, она вдруг почувствовала, что останется навсегда перемазана этой грязью, если… не убьет этих гадов.

Таня вытерла слезы и вернулась во времянку. Переноска сгорела, пришлось зажечь керосинку. Пусть горит. Девушка не заметила, как накопленная за день усталость моментально погрузила ее в сон.

Ей снилось, что тучи рассеиваются, открывая чистую синь. Новый рассвет заливает планету яркими, новыми красками.

– Нас никто не поймает… – прошептала она, не открывая глаз. – Только я стану чище.

Когда Таня проснулась, уже был вечер. Женька прилаживал к велосипеду странный сверток, из которого торчали ветки небольшого деревца.

– Ты решил заняться садоводством? – попыталась она сострить.

Вышло как-то вяло.

– Скорее выкорчевыванием… – хмуро отшутился Японец.

Он затянул последний узел. Теперь в каждом его движении сквозил выверенный трезвый расчет, словно мальчишка за несколько часов превратился в мужчину.

– Жень! – Таня тихонько прикоснулась к его плечу.

– Молчи! Если не будет Алекса, то не будет и договора. Какие договора с покойником? – Он действительно в это верил. – Или ты думаешь, что можно решить это законным способом? Или у тебя еще одна квартира появилась?

Она даже испугалась.

– Да нет… Все так. И все же… Убить человека – это ведь не комар…

– Жалеешь? А он вас пожалел? Да он гораздо хуже комара! Комар предупреждает, когда собирается укусить! Хотя кусает ох как легко по сравнению с этой гнидой. Ничего даже слышать не хочу. Все. Еду.

– Да как же ты…

– Запросто. – В голосе парня отчетливо звенела холодная сталь. – Думаешь, я зря их слушал четыре часа? Они там готовят что-то серьезное, хотя я в английском не очень силен. Одно я понял точно – расходиться будут к утру. Я уже даже придумал место, где засяду. Все. Надо мне ехать, а то Джек скоро с пляжа придет.

Таня сжала кулачки, чтоб не заплакать. Почему-то сейчас слезы казались очень уж неуместными.

– Я пойду с тобой! – решительно сказала она. – Я тоже… Имею право на месть.

Странно, но эти слова прозвучали как в фильме, наверное, ситуация была очень уж нереальной.

– Идем, – коротко ответил Японец и покатил заметно потяжелевший велосипед.

Жара подкрадывалась к городу уже третий день, но все никак не могла набрать полную силу. То легкий морской ветерок сорвет с асфальта душное марево, то разразятся дождем нежданно возникшие тучи.

Но завтрашний день обещал быть особенно жарким.

Еще не угасли сумерки, а сверчки уже затянули долгие летние песни. Фролов, путаясь в лебеде, спустился по крутому глинистому склону карьера. Перед ним, словно рассыпанные из мешка кубики, сбились в кучу бетонные гаражи. Далеко в стороне, возле шлагбаума, сидел подвыпивший сторож, три худющие овчарки у его ног лениво клацали зубами на последних сумеречных мух. Саша знал, где они, видел с самого верха.