Алексей Доронин - Дети августа

Они свернули налево и доехали до кинотеатра «Орбита». От того уже почти ничего не осталось. Он пережил войну и долго стоял с виду нетронутый, но случившееся пять лет назад небольшое землетрясение обрушило его фасад — видно было осевшие, провалившиеся перекрытия.

Здесь надо было съезжать с автомобильной дороги на пешеходный тротуар. Карты у Сашки не было, она была ему не нужна. Он мог бы ориентироваться здесь с завязанными глазами.

Существовала и другая дорога до хутора Пустырника. Если бы он поехал прямо, то через пару минут достиг бы двухэтажной бетонной коробки под названием «Фаворит», зажатой между стоящих углом двух высоких домов.

У «Фаворита» можно было повернуть направо, а можно было ехать прямо, и свернуть потом. Но и там, и там было слишком много машин и обломков. Дорога через Аллею была чуть длиннее, но безопаснее.

Он проехал всего в десяти метрах от кинотеатра. Ползучие растения уже заняли здание, а переносимые ветром семена трав и даже кустарников пустили корни на уступах проломленной крыши.

Теперь по левому борту нарисовался второй ТэЦэ — «Альбатрос», который сохранился чуть лучше, чем «Оптима». Даже можно было разглядеть буквы вывески — они рядом валялись, на стоянке, придавив пару машин. Сашка там часто рылся, находил интересные вещи. Все мальчишки там рылись.

Из-за «Альбатроса» выглядывал длинный-предлинный железнобетонный дом, который назывался «китайской стеной».

В детстве Саша думал, что китайцы — это маленькие эльфы, которые жили до войны. Целыми днями сидели они и мастерили разные вещи. И понаделали их такую кучу, что завалили ими всю Землю. Ведь даже сейчас почти все, что можно взять в руки или надеть, окажется изготовленным китайцами. Но дом, как говорил дед, к китайцам отношения не имеет. Его так прозвали только потому, что он похож на огромную стену, которая в Китае стоит. Те построили ее давным-давно, чтоб от набегов конных варваров защищаться. Вот бы увидеть это когда-нибудь…

В городе были и другие крупные ТэЦэ: «Полоса» и «Победа». И повсюду в других городах, где они побывали, эти огромные коробки отмечали их путь. Даже имена их иногда совпадали, как будто у прежних недоставало фантазии дать им разные названия. Сашка не представлял себе, сколько должно быть жителей, чтоб им требовались такая куча огромных рынков. В некоторых, если хорошо поискать, можно было до сих пор найти предметы, которыми можно жилище украсить. Одежду и обувь — нет. Только сырье для портных и сапожников. Но сейчас ему было не до этого.

Здесь начиналась Аллея Героев, которую поселяне почему-то чаще называли откуда-то взявшимся словом Бродвей. Это был действительно широкий («broad») путь («way»), прямой как стрела и свободный от заторов, с зеленью по обе стороны. Когда-то в этих елях, соснах и лиственницах водились белки, но их, говорят, всех съели Зимой, а новые так и не прибежали.

Хотя на белку он бы пулю тратить не стал. Но может, встретится заяц. Жалко, конечно, ушастого, любая тварюшка ведь жить хочет, но шкурка и мясо были бы каким-никаким трофеем.

Дорога была ровная, одно удовольствие. «Здесь перед самой войной положили хороший асфальт к приезду главного херра из Москвы, — вспомнил он слова дедушки. – Слой бетона, слой асфальта. Поэтому и держится до сих пор».

В середине аллеи на покрывавшей асфальт тут и там земле можно было разглядеть следы от телег. А вдоль края раньше была разметка велосипедной дорожки, но стерлась давно. Тут ездили довольно часто — кроме пустырникового, дальше за Микрорайонами располагались еще два хутора. Но там жили не бирюки, а семьи.

Тут можно было отпустить поводья и предоставить лошади везти себя на протяжении пары километров, а самому только поглядывать по сторонам. Здесь все было зеленое — деревья росли в основном хвойные. Будто в настоящий лес попал. Они подступали к дороге совсем близко, тесно смыкались, но прорасти через толстый асфальт пока не могли. Это оказалось под силу только чахлым кустикам все того же клена и сорной траве.

Но если дорога еще отстаивала себя, то обочины полностью заросли высокими травами и кустарниками, а за узкой опушкой сразу начиналась непролазная чаща. И не скажешь, что лесок этот когда-то посадили люди.

Бывший парк летом напоминал настоящие джунгли, через которые можно было только прорубаться, но идущие через него тропинки были еще узнаваемы.

Среди растительности преобладала колючая — осот, чертополох, крапива, словно намекая человеку, что ему здесь не рады. Вездесущий одуванчик пробивался через любую трещину. Кое-где асфальт на этих дорожках скрылся под наносами земли, а земля была стянута желтым травяным покровом. Осень уже вступила в свои права, и трава успела основательно пожухнуть.

И хотя для Сашки, как и для всех родившихся после войны, ничего гнетущего в развалинах не было, зеленые массивы радовали его глаз сильнее.

Аллея пролетела мимо него быстро и незаметно. Данилов-младший даже не запомнил, как проезжал мимо боевой техники, выставленной тут когда-то давно на обозрение. А жаль, ему всегда нравились броневики и танки. Наверно, уснул на несколько минут. Меньше надо было читать ночью книжек про тварей и мутантов.

Впрочем, для тварей, хотя бы и двуногих, у него было с собой ружье, которое ему прямо не терпелось опробовать. Он бы даже был рад встрече. Но нет. Какие тут твари? Волк-одиночка не нападет, а стае тут сейчас делать нечего. Волки умнее собак. Добыча есть и подальше от города, более доступная и безоружная. Тут разве что собаку бродячую встретишь, но та сама убежит, потому что научена. А первой нападет разве что бешеная, но таких давно не видели. Он, конечно, живо представил себе псину, с морды которой свисают клочья пены. И то, как она выбегает прямо на дорожку, и как пугается лошадь, и несет не разбирая дороги, а он, вываливаясь из повозки, подбирает ружье и чудом успевает всадить в оскаленную слюнявую пасть пулю 12-го калибра… Хотя кровищей забрызгает... Но нет. Даже такие опасности в Прокопе теперь было трудно найти.

Цокали подкованные копыта по асфальту. Катились по лужам упругие колеса.

Впереди открывался вид на проспект Строителей, куда Аллея вливалась как тонкий ручеек — в широкую реку. Это место нравилось ему гораздо меньше. Здесь уже нет зеленых елей. Только дома-исполины из железнобетона, насколько хватает глаз, в обе стороны. Многие из них были разрушены, другие лишь накренились. Даже сейчас они внушали уважение. Сашка терялся рядом с ними и казался самому себе муравьем. Раньше ему не верилось, что людям по силам такая работа.

«Они не вручную это делали, — объяснял дед. — У них было много техники. И ты… ты еще не видел действительно больших зданий. Есть города… по сравнению с которыми наш Прокопьевск — просто деревня. И там были… а может, и стоят до сих пор дома не в двенадцать, а в сто двадцать этажей. И торговые центры в три и даже в пять раз больше этих сараев».