Алексей Доронин - Дети августа

И еще здесь надо было объезжать машины. В некоторых сидели скелеты. Были среди молодняка отморозки, которые с костями разные шутки выделывали. Но взрослые за это пороли страшно.

Впрочем, он быстро вывел свою телегу на пешеходную полосу между двумя «половинками» проспекта. Здесь уже было чище. Надо было только с лавочками не столкнуться, на которых когда-то отдыхали люди. На некоторых скамейках даже можно было разглядеть, где именно сидели — там краска не обгорела и след остался, будто отпечатанный. Кости здесь убрали давно. На каждом субботнике убирали, и за сорок лет на этом маршруте все вычистили. Но без фанатизма — в дома не лезли, не тревожили покой. Там уже останки считай погребенные. И на другие, дальние улицы не ходили.

Хотя нет-нет да и попадутся на пути черепок, голень, берцовая кость. Но Сашка на это смотрел более чем спокойно. Ему было смешно в дедовских книжках читать про героев, которых от этого в дрожь бросало и на грустные мысли наводило.

Он здесь вырос. Это его родина. А кости — лишь один из предметов в интерьере его дома.

Вот товарищ Богданов, говорят, под старость начал устраивать своим подданным из Заринска выездные субботники. Каждый год на неделю перед Радуницей — днем поминовения усопших — выезжали они в один из ближайших населенных пунктов и всю неделю искали скелеты и кости, погребали, зарывали. А потом служили в походной авто-церкви заупокойный молебен по убиенным и шли по главной улице пустого городка с крестным ходом. Впереди сам товарищ Богданов и весь священнический клир — с хоругвями и иконами. Говорят, в глазах правителя стояли слезы. То ли скорби, то ли благоговения.

Повозка проезжала мимо Солнечного Городка. Отсюда было видно лежащее на боку колесо обозрения, некоторые кабинки были в воде и проржавели до основания, через них проросли деревца. Чертово колесо, так его еще называли, ничего демонического в себе не скрывало.

Сюда, в парк аттракционов, дети ходили часто. Катались на паровозике (шестеро толкали вагончик, двое ехали). Одну из маленьких каруселей даже ненадолго запустили, починив мотор и запитав от ветрогенератора. Уж чего, а ветра на Горе Ветров было в достатке. Целых два сезона она проработала, пока втулка у генератора не накрылась. Чуть дольше протянула пара электрических машинок. Но они продолжали сюда ходить — тут было забавно.

Еще два километра дороги остались позади. В прежнее время это было четыре автобусных остановки. И еще пара ТэЦэ, названия которых он забыл. Где люди только деньги брали, чтоб в них покупать, интересно?

Теперь слева на замощенном плитками пятачке можно было разглядеть фонтан, который был заполнен покрытой ряской стоячей водой, в ней плавали опавшие листья и разный сор. Вокруг валялись поваленные статуи. И скамейки там тоже были.

Справа стоял Старый Замок. Большое краснокирпичное здание совсем было не похоже на древний замок с башенками, какие Сашка видел на картинках. Но так оно раньше называлось. А вообще это был банк. Или даже Банк-Где-Деньги-Лежали.

Про деньги Сашка уяснил хорошо: счастлив в прежнем мире был тот, у кого они были, и горька была жизнь того, у кого их было мало. Деньги людям в руки выдавали Банкоматы. А в Банкоматы их привозили из банков специальные люди, вооруженные автоматами, в бронежилетах и на бронированных тачках. Это чтоб бандиты не забрали. Хотя дед говорил, что те, кто этими банками командовали, самыми главными бандитами и были.

Еще дедушка говорил, что в экономике деньги циркулировали, как вода в водопроводе или как дерьмо в канализации. Как это, Сашка с трудом представлял. Наверное, по трубкам текли. Дед пытался ему объяснить, но так и не досказал. Деньги бывали из бумаги и из металла. Бумажные давно истрепались, хотя вначале их были груды.

Металлическими блестяшками они все детство играли. В «бизнес». Девчонки продавали друг дружке ширпотреб, иногда заполняя каракулями «бухгалтерию». Даже кассовый аппарат у них был. А пацаны вели дела попроще: в лотках и палатках «продавали» оружие, пластмассовые автоматы и броники из металлических цепей и пластин, самодельные ножи... Все без бумажек, но с обязательным торгом. Продавали и настоящие гильзы. Знали, что и у взрослых патроны были важным средством обмена.

Важным, да не главным. Их чаще использовали в торге между деревнями. Поштучно — редко. Не каждый рискнет зарядить в обойму патроны, прошедшие через десятки рук. Не проверять же каждый — может, там вместо пороха песок внутри пересыпается?

Старики смотрели эти на игры со смесью усмешки и тоски. Но запрещать было бесполезно, как и запрещать играть в «красивую жизнь». С «апартаментами» в заброшенных домах на самом верхнем этаже, с машинами, которые никуда не поедут, но которые можно разукрасить и разрисовать, с довоенными вещами, назначение которых детвора не всегда понимала.

В деревне у них денег не было. Внутри общины вещи и продукты или делились по-братски, исходя из того, сколько кому нужно, или давались за заслуги. Или, реже, менялись. А за ее пределами — с Киселевкой и случайными гостями шел только равный обмен. Хотя с киселевцами как соседями еще бывало иногда взаимное дарение. А Заринску они платили Налоги. Получая от него (но не взамен, а от щедрот) Субсидии. Первые из года в год росли, а вторые уменьшались. И все это прекрасно существовало без валюты, в натурном виде…

А теперь, обогнув Старый Замок — вперед до упора по улице Обручева, до самого конца. Здесь здания сойдутся, как утесы, и тебе кажется, что едешь ты по дну ущелья. Того и гляди рухнут на голову. Но не рухнут. Точнее, вероятность, как говорил дед, пренебрежимо маленькая. И пилить мимо них надо, пока не выедешь снова на открытый простор и впереди не замаячат гаражи. Вот и конец Микрорайонам. Рядом с этими гаражами (которые уже к улице Есенина относились) — и стоит одинокий Пустырников дом.

Когда-то людей на Земле было больше. Гораздо больше. Не протолкнуться. Они понаделали машин, застроили все городами с высоченными домами. На Земле были разные страны. Люди говорили на разных языках. Может, поэтому они так плохо понимали друг друга и так часто ссорились.

«Сейчас» — это был для Сашки мир, где они сажали картошку, топили печку, по субботам мылись в бане, а на дрова разбирали старые постройки.

А раньше. Раньше все было совсем иначе, почти как в сказках.

Естественно, Младший задавал дедушке вопросы про «раньше».

Кому еще задавать, если не ему? У них с дедом даже имя было одно на двоих — Александр. И если других взрослых, даже не таких старых, часто называли еще и по отчеству, то дед это не любил. Сошлись они на «деда Саша».

Вечерами дедушка иногда сидел за своей пишущей машинкой. Часто Младший, бывая у них в гостях, подходил к нему, заглядывал через плечо и смотрел, как лист бумаги покрывается черными буковками. Это казалось ему каким-то удивительным волшебством.