Олег Верещагин - Волчья песнь

— вздохнув, Олмер ладонью прихлопнул струны гитары и огляделся.

Лесные Псы оккупировал заброшенный коллектор на окраине городка, в заброшенном ещё в незапамятные времена парке. Тут было пустынно — по ночам можно было даже погулять при луне, не опасаясь кого-то встретить. Они сидели тут уже третьи сутки и склонялись к мысли просидеть тут ещё столько же.

Налёт на посёлок вызвал у врага страшный шум. Во-первых, с военной точки зрения акция была совершенно бессмысленна. Во-вторых — предельно нахальна, так как и жители, и немногие уцелевшие из гарнизона, в один голос твердили, что нападавших было очень мало. Ну и в третьих — виновников налёта так и не удалось найти.

Сашка, Горька и Галя отсутствовали — они играли наверху в городки (верх наглости!). Мирко и Дик (у него всё ещё болела нога) разговаривали про книжки. Димка повёл Люську в стереотеатр, Бранка отправилась в поселковую лавку. Машка и Нина занимались починкой одежды, пожжённой и порванной во время налёта. Стерео, городки, лавка — всё это были невинные удовольствия, которые Лесные Псы решили себе позволить, несмотря на их опасность.

Ну а Олмер предпочитал распевать, подыгрывая себе на найденной тут гитаре.

По коллектору когда-то проходили трубы коммуникаций. Сейчас они не работали, зато служили отличными лежанками и столами. Кроме того, коллектор до сих пор имел множество выходов в разные концы посёлка.

— Скучно, товарищи! — громко, с вызовом, наконец заявил Олмер. К нему никто даже не повернулся. — Я в лес обратно хочу. Тут буквально пахнет джагганскими сраками!

— Этим коллектором уже лет двадцать не пользуются, ничем тут не пахнет, — сообщила Машка. — Давай-ка куртку свою, она у тебя прогорела на плече.

— Между прочим, вы видели, что напялила Бранка? — фыркнула Нина. — Её примут за вышедшее погулять пугало!

— Кто тут меня хулит? — на лестнице появились ноги. Бранка в самом деле выглядела живописно — мьюрийская рубаха-лау с подкатанными рукавами, завязанная на животе (пришлось её так напялить, потому что рубаха была мала), серые широкие штаны и потрёпанные сандалии. К этому следовало добавить перепачканное лицо и лохматый чёрный парик. Но сетка в руках девушки была полна консервными банками. — Полюбуйтесь, — она тряхнула сеткой, спрыгивая на пол, — сплошные консервы, и все — калмского производства. Мясные я не брала… а дорогие! — она покачала головой.

— Ты что, за них платила?! — вытаращился Дик.

— Нет, конечно, но цены-то я посмотрела… — она сдёрнула парик и бросила его в угол. — Фух.

— Олмер прав, посёлок на нас плохо влияет, — Мирко как бы между делом протянул руку к банке с каким-то, судя пол этикетке, компотом; Бранка аккуратно убрала банку и метко тяпнула друга за палец. — Ввввай!

— Подожди, пока позовут, — невозмутимо заявила девушка. — Да и Димка с Люсей сейчас придут.

— Кто-нибудь, наших позовите, они там заигрались уже, — Машка встряхнула куртку. — Ну вот, готово. Держи, Олмер.

— Вот спасибо! — просиял немец. Подумал и спросил: — Можно тебя поцеловать?

— Поцелуйся с моим ножом, милый, — угрожающе заявил Дик, играя складником — так, что клинок не был виден над пальцами.

— Ты очень добрый, Дикки, приятель, — прочувствованно вздохнул Олмер.

Сверху спустились оживлённо болтающие городошники. Сашка выглядел гораздо веселей обычного. А почти следом за ними буквально ссыпались хохочущие Димка и Люська.

— Стерео, похоже, хорошее, — вскользь заметил Сашка. — Ну как культпоход?

Люська подавилась смехом и стала расшнуровывать сандалии.

— Ну про что, про что, не молчите, — нетерпеливо заёрзала Галя, — я ведь не была никогда…

— Сложный вопрос, — ответила Люська. — Дим, объясни.

— С удовольствием, — отозвался тот. — Там, значит, есть школа. Здешняя, на нашей планете, но у мьюри, конечно. Директор — ветеран войны, учителя делятся на три категории: хорошие, очень хорошие и один плохой. Педолог.

— Кто? — не понял Олмер. — Ой, то есть, этот… — немец покраснел.

— Да ну тебя! — отмахнулся Димка. — Нет. Педолог — это… — он задумался и обобщил бестрепетно: — В общем, плохой [43] Педология — лжеучение в педагогике, исторически тесно связанное с левацкими идеологиями и в то же время ставящее в основу работы с детьми некие "комплексные исследования", якобы позволяющие определить неизменные интеллект и психические задатки ребёнка, т. е., фактически делящее детей на касты по надуманным параметрам. Что интересно, землянину по рождению и фактически дикарю по воспитанию Димке и мьюри-создателям фильма (объективно противникам Земли, пусть и невольным) педология кажется одинаково нелепой и опасной вещью. . Ну и всех старших учеников он там с толку сбивает. А один там, в старшем классе, вообще плохой. Пьёт спиртное, курит какую-то траву, в общественной работе не участвует… в общем, неприятный тип.

— И что? — заинтересовалась Бранка.

— И то. Ну, этот плохой учитель с тем плохим учеником близко сходятся на почве вольнодумства. А директор между тем устраивает в школу свою дочь, в старший класс как раз. И она вся в отца — честная и принципиальная, работящая, как не знаю, кто… и не знаю, где они таких мьюри видели… ну ладно. Вот. Она вступает в борьбу с плохим учителем и плохим учеником. А он в неё влюбляется.

— Учитель? — уточнил Сашка.

— Да иди ты! Ученик этот! А она в него. Там такая любовь — мне тоже захотелось. Поцелуи, песни по ночам…

Люська кашлянула сердито. Машка попросила:

— Не мешай, а? И что там дальше, Дим?

— Ну а дальше тот плохой ученик обнаруживает, что плохой учитель — агент.

— Чей? — ошарашенно спросил Горька. Его столь неожиданный кинематографический ход поразил.

— Наш, конечно, — пояснил Димка. — Он раскаивается…

— Агент? — опередил Олмер.

— Тьфу! Да ученик же! И с товарищами по классу и той девушкой раскрывает агента и берёт его живьём. А потом начинается война. С нами, естественно. И все парни из класса уходят на помощь джаго добровольцами, бить врага. Ну, нас, в смысле.

— Здорово, — вздохнул Сашка. — Аж завидно. А тут бегаешь по лесам, палишь — никакой романтики… Тоже сходить посмотреть, что ли?