Олег Верещагин - Волчья песнь

"Дурацкая канитель, — Дик прикоснулся скованными руками к голове — она болела. — Могли бы просто пристрелить меня на улице, и всё." Но тут же он сообразил, что публичная казнь имеет свой смысл — показать всем, что налёт совершён вовсе не призраками и не духами, а обычными живыми существами… Он зажмурился — в окно подул ветерок. Но ветерок вонял горелым деревом и химической жжёнкой, и Дик плюнул на пол.

Когда дверь открылась, он не повернулся — его заставили развернуться лишь слова, сказанные холодным тоном, который не оставлял сомнений в расовой принадлежности говорящего:

— Это не он.

Вот тут-то Дик развернулся очень быстро — но говорившего сторка не увидел, внутрь уже входили караульные. Мальчишка заметил, что на него глядят с опаской. Солдаты не снимали рук с оружия.

— Выходи быстро, — немного нервно скомандовал один из них.

— Я спляшу сегодня, а вы чуть позже — и намного веселей, — осклабился Дик и получил удар кулаком в зубы, после чего сообщил: — У нас, англосаксов, за такой удар снимают очки.

Его просто молча толкнули к выходу…

…А снаружи стояло великолепное летнее утро. Настолько хорошее, что Дик безотчётно улыбнулся, подняв голову к небу и не обращая внимания на поднявшийся вокруг шум. Собравшиеся с большим удовольствием разорвали бы мальчишку на части, и то, как он держался, ещё больше усиливало это желание. Дик глубок вдохнул воздух — и понял, что ветер переменился. Теперь он дул с поросших лесом холмов, нависавших над окраинами посёлка. Дик посмотрел туда. Где-то там его друзья… и они отомстят. Они непременно отомстят! И эта мысль вдруг наполнила Дика совершенно неуместным ликующим чувством — таким могучим, что мальчишка звонко запел на родном языке первое, что пришло на ум — и очень кстати пришедшееся:

Дика ударили прикладом в спину. Он удержался на ногах, перевёл дыхание, сглотнул и запел снова — его голос нёсся над невольно притихшей толпой:

он пел этот куплет, глядя на лес, и последние остатки страха и неуверенности исчезали, словно грязь, смытая чистым дождём. Дик был полностью уверен в себе и пел последний куплет, легко поднимаясь по свежим ступенькам эшафота:

Палач — перепуганный молодой мьюри в неладно сидящей военной форме — испуганно шмыгая носом и моргая, на вытянутых руках протянул мешок. Дик представил сухой, душный запах, серую полутьму… передёрнулся в отвращении и бросил презрительно:

— Пошёл вон, кретин.

Он встал под петлёй, но её не надел. И на толпу не глядел — смотрел по-прежнему вдаль, вперёд. Сейчас ему вспоминался лес, мягкая, шуршащая подстилка папоротника, шум ветра в древесных кронах — и лицо Маши, красивое и спокойное. Как они жили… как жили!

— Маш, прощай, — тихонько сказал он по-русски и улыбнулся.

Шею охватила петля. Странно, но от неё пахло приятно… это был запах туалетного мыла, схватили первое попавшееся, видимо.

— Жаль, что вы сапоги с меня уже успели стащить, — язвительно сказал он вздрогнувшему палачу. — Да… всё равно не ваш фасон. А вот о чём жалею — так это что мало перебил вас… и особенно ваших хозяев… — увидев, что мьюри взялся за рычаг сбоку от виселицы, Дик закричал, спеша: — Будьте прокляты! Земля…

…Грохнуло. Под ногами стало пусто. Какой-то раскатистый треск — и полёт… полёт, удар. Смерть? Что? Темнота, свет, руки, лица, смех… Смерть?! Что?!

— Дик, Дик, дорогой, любимый мой!

— Скорей, скорей отсюда, они сейчас опомнятся!

Боги, подумал Дик и потерял сознание.

Естественно, Лесным Псам и в голову не могло прийти оставить друга в беде. Озлобленные мьюри, решившие вздёрнуть пленного землянина наутро, действовали очень оперативно. Но Лесные Псы — бешенооперативно. Первоначально прорабатывался вариант налёта — и стало ясно, что в этом случае многие, а то и все, погибнут… Но тут, к счастью, Мирко, следивший за гарнизонной тюрьмой, примчался в коллектор полумёртвый от скорости бега и волнения — и сообщил, что эшафот начали строить… над люком канализации!

Легко пробравшись в местную администрацию, Машка и Олмер украли схему с изображением канализационной сети. Бранка засела на крыше дома напротив гарнизона — со своей неразлучной снайперкой. К четырём утра Горька прикрывал Бранку, сидя в одном из садов, а Машка, Сашка и Мирко сидели в коридоре под открытым люком. Остальные ждали в коллекторе в парке.

Когда люк распахнулся, Бранка пересекла натянувшуюся верёвку пулей. Естественно, никто не ожидал, что Дик грохнется точно в люк — это было уже счастливой случайностью. Да и выстрела Бранки никто не слышал толком, потому что как раз в это время Горька открыл огонь наудачу — это оказалось тем более неожиданно, что все сады и дома вокруг проверяли (Горька в это время сидел в кроне яблони и грыз скороспелку) Бранка преспокойно ушла с крыши задворками и переулками. Горка, расстреляв не меньше дюжины магазинов (и при этом перемещаясь по садам и задворкам), воспользовался стоявшим в одном из дворов гражданским трициклом — проломил заборчик и "сорвался" от погони…

…Потом Лесные Псы покинули коллектор. До полудня они добрались к своему складу, нагрузив себя и волков боеприпасами — и к вечеру были уже в полусотне километров от Фафине, недалеко от лесной деревушки Леве, в полнейшей глуши, предоставив врагу обыскивать леса и исходить бессильной злобой и непониманием…

Лагерь Лесных Псов был разбит на лесном холме на берегу тёмного зелёного озера, к которому можно было пробраться лишь "за хвостом волка". Ну а уж если Лесные Псы не могли сами найти троп, полагаясь на помощь волков — то куда там врагам!

На этот раз они не разжигали костра и не вели разговоров. Бросив вещмешки и рюкзаки на траву и прислонившись к ним спинами, откинув головы, разбросав ноги, смотрели они в небо над озером. И волки, лёжа рядом с людьми, смотрели в небо тоже. А потом поднялись и начали уходить — к своим далёким логовам, подругам, подрастающим волчатам… Они исполнили свой долг перед друзьями и уходили отдохнуть, чтобы в любой момент вернуться на зов…