Ник Кайм - Смертельный огонь

Брахей ударил монстра, выдернул топор и ударил опять, словно рубя аякское боронное дерево. Зловонная кровь лилась на броню, с шипением разъедая краску и покрывая металл коррозийными пятнами.

По другую сторону от Освободившегося Невий, взявшись за рукоять меча двумя руками и направляя клинок вниз, безостановочно колол монстра, как под метроном.

Через несколько секунд все закончилось, и от Освободившегося остался только расчлененный труп у ног Ультрамаринов. Обитавшая в нем сущность утекала в царство ада, которое ее и породило, тело съеживалось и сохло, пока в конце концов от врага не остались только кровавая дымка, осколки брони и обломки кости.

Инвиглио махнул рукой в сторону Невия:

— Брат, пожалуйста, скажи, что все чисто.

Убрав меч в ножны, Невий проверил ручной сканер и кивнул:

— Чисто.

Варповые двигатели ждали за противоположным концом подфюзеляжного коридора.

Даже без Друза и Леарга у них в сумме было достаточно зарядов, чтобы нанести кораблю критические повреждения, устроив катастрофический взрыв. Тем не менее Инвиглио приказал Брахею забрать взрывчатку павших братьев. Времени на прощальную речь для Леарга, к сожалению, не было. Они вместе пережили первую битву на Калте, вместе проливали кровь в подземных пещерах, не отвоеванных до сих пор, и воин не заслуживал такой смерти: в коридоре трижды проклятого корабля, с несобранным геносеменем.

— Как думаешь, еще кто-нибудь появится? — спросил Невий, хотя ауспик при каждом сканировании давал отрицательный результат.

Инвиглио ударил кулаком по боку шлема, пытаясь вернуть коммуникатор к жизни. Это сработало, и он уже собирался ответить Невию, когда в ухе громко затрещал вокс:

— Статус, брат.

Это был Сержант. Инвиглио никогда не переставала удивлять многоплановость этого голоса, так легко переходящего с командного тона на дружелюбность и обратно. Совсем как сам воин — наиболее адаптивный Ультрамарин из всех, кого Инвиглио знал лично или по службе. Отчасти поэтому он покинул Калт и вступил в ряды Отмеченных Красным.

— Приближаемся к цели.

— Потери?

— Двое, Друз и Леарг.

Сержант тихо выругался, мгновение помолчал и только потом ответил:

— Склад боеприпасов зачищен. Заряды установлены. Мы ждем твоего сигнала, брат. Но он нужен как можно скорее: авгуры засекли еще один корабль.

— Перехватим его?

— И побыстрее. — Он закрыл канал.

Вернулся Брахей с зарядами Леарга и передал их остальным.

— На три крейсера хватит, — заметил он.

Инвиглио кивнул, молча одобряя воинственность Брахея.

— Не переусердствуй, нам нужно уничтожить только один.

Даже в достаточно однородном Империуме времен Великого крестового похода погребальные обряды значительно разнились от планеты к планете. Несмотря на то что в галактике набирала обороты эпоха просвещения, многие культуры по-прежнему сопровождали смерть ритуалами.

Во времена Старой Земли, до Объединения, романии погребали своих мертвых, в то время как большинство нордафриканцев предпочитали кремацию. Обычаи Эгиптоса требовали бальзамировать усопших, чтобы те смогли попасть в подземный мир, а народы древней Гималазии практиковали варварский ритуал «джатор» — церемониальное расчленение.

На Ноктюрне верили, что все родившееся из земли должно в нее вернуться — только так возникал круг перерождения. Под этим подразумевалось предание огню, превращение плоти и кости в пепел.

В Восемнадцатом легионе огнем освящали и хоронили, следуя Прометеевому кредо, которому Вулкан обучил Саламандр. Теперь это кредо было частью его наследия наряду со многими другими идеями и потому нуждалось в защите.

Так с горечью и сожалением думал Барек Зитос, стоя на коленях перед саркофагом, в котором лежал Владыка Змиев.

— Его место — в земле, — раздался из теней глубокого склепа величественный голос. — Не в этой холодной позолоченной гробнице.

Только один мемориальный огонь горестно дрожал, нарушая тьму. Лучистый свет обрисовывал края золотого саркофага и выхватывал из темноты скорбное лицо Зитоса.

— Примарх в гробу под крепостью Геры… — тихо проговорил Зитос посетителю, запинаясь от горя. — В это даже верится с трудом.

Не так давно он заявлял лорду Жиллиману о своей вере в то, что Вулкан жив, и набрасывался на любого, кто осмеливался утверждать обратное. Горькая ирония заключалась в том, что их отец действительно пережил Резню при высадке, но пал убитый ассасином на дружественной, казалось бы, территории.

Для Зитоса преданность была воздухом, и добровольно отказаться от нее было не проще, чем отказаться от дыхания, но судьба Вулкана и предательская ситуация на Макрагге, глубоко его ранили.

— Будем надеяться, что других не появится, — сказал посетитель, опускаясь на колени рядом с Зитосом.

— Почему мы до сих пор здесь, Вар’кир? — спросил Зитос.

Фест Вар’кир ответил не сразу. Сперва он почтительно склонил голову перед выставленным для прощания с примархом и тихо произнес несколько слов Прометеева ритуала.

— А как ты предлагаешь улететь, Зитос? — прозвучал его голос, похожий на треск пергамента. — Лорд Макрагга запретил уезжать, пока бушует Гибельный шторм.

— Излишне поэтичное и грозное определение, ты не находишь?

— Какое? «Гибельный»? — уточнил Вар’кир.

В отличие от Зитоса, облаченного в драконий зеленый цвет Саламандр, Вар’кир был полностью в черном, как требовал сан капеллана. Ему нередко приходилось напоминать Зитосу, что не траур заставляет его носить черное, а призвание, в эти темные времена важное как никогда.

Не только телу, но и духу едва родившегося Империума нанесли рану, развязав теологическую войну душ.

Он ведь поверг нас на колени, — заметил Вар’кир. — По крайней мере, на время.

Зитос с почтением относился к этому святому залу, несмотря на всю его пустую роскошь, но не удержался и ответил с бессильной злостью в голосе:

— И как же мы поднимемся? Наш отец вернулся к легиону, стоявшему на грани самоуничтожения. Как избежать этой судьбы теперь, когда его нет с нами?

У легионера было суровое лицо, широкие плечи фемидца и коротко подстриженные темно-красные волосы, а на обеих сторонах головы были выбриты схематичные изображения драконов.

Вар’кир мягко положил руку в латной перчатке на плечо Зитоса.

— Он сделал нас многогранными, брат, — сказал он и тепло улыбнулся, несмотря на мрачное окружение. — Мы сильно изменились с тех времен, когда назывались Драконьими Воинами.

Немногие в легионе знали старое название Восемнадцатого и еще меньше людей произносили его вслух. Оно напоминало о великом позоре, о временах, когда Вулкан еще не научил их прагматизму, чтобы сдерживать жертвенные порывы, и человечности, чтобы противостоять бездонной ярости.