Александр Михайловский - Вихри враждебные

Император задумчиво побарабанил пальцами по столу.

– Примерно это мы и предполагали, Сосо, – после некоторой паузы произнес он. – Но расскажи мне, как обстоят дела на скважинах и предприятиях Нобелей? Я слышал об их деятельности много разного, и по большей части полученные мною сведения были вполне положительными.

– Ну, – грустно усмехнулся Коба, – Нобели такие же неправильные, как говорит Николай, предприниматели, как и вы, ваше величество, неправильный император. Это одни из тех немногих людей в Баку, которые думают не только о сиюминутных интересах, но и о завтрашнем дне. На их заводах все как раз обстоит более или менее прилично: рабочие получают высокую по местным меркам заработную плату, их семьи не голодают и даже имеют возможность покупать себе новую одежду и обувь, в силу чего, все, кто работают на Нобелей, всеми правдами и неправдами держатся за свое место. Когда прошли первые слухи о грядущих погромах и волнениях, то на предприятиях Нобелей его рабочие создали отряды самообороны, готовые бить агитаторов и защищать хозяйское имущество от злоумышленников всем тем, что подвернется им под руку. Но предприятия Нобелей на общем фоне Бакинских нефтепромыслов выглядят как цветник, разбитый посреди смердящей свалки, и скорее всего, потому они так и раздражают их конкурентов, и в особенности господ Ротшильдов.

– Сосо, – нахмурился император, – я уже получил подробный рапорт штабс-капитана Бесоева, так что Ротшильды и их деятельность в России – это отдельная тема, и займутся ею совершенно другие люди из Главного управления государственной безопасности. Удалось ли тебе установить связи с местными рабочими вожаками и убедить их бороться не против государства, а вместе с ним против несправедливости и произвола?

– Да, удалось, – ответил Коба, – именно на заводах Нобелей мне удалось создать первую за пределами Петербурга ячейку нашего Всероссийского общества фабрично-заводских рабочих, которую возглавил один из авторитетнейших бакинских большевиков товарищ Стопани. Так что начало легальному рабочему движению в Баку уже положено. Правда, это событие вызвало ярое неприятие как со стороны других заводчиков, так и самого губернатора Накашидзе. Но против выданной мне вами грозной бумаги возражать ему было просто невместно.

– Очень хорошо, Сосо, – одобрительно кивнул Михаил, – как говорят на флоте – так держать. Как только ты немного оправишься после поездки в Баку, надо тебе будет проехаться и по другим крупным промышленным центрам: Киеву, Харькову, Одессе, Юзовке, Москве и ее окрестностям. Только на этот раз поедешь один, без Николая Бесоева, потому что у него теперь будет другая работа. Справишься?

Коба непроизвольно погладил раненую ногу.

– Да, Михаил, пожалуй, справлюсь, – после некоторого размышления произнес он, – я понимаю, что расширение нашего Общества – это очень важное дело, которое я должен делать сам, без посторонней помощи.

– Возможно, – сказал император Михаил, – это самое важное дело из тех, что нам необходимо сделать. Мой брат, царствие ему Небесное, оставил мне в наследство очень много взрывчатого материала, и разрядить эту бомбу – наша первоочередная задача. Кроме того, ячейки твоего Общества и издаваемая тобой газета позволят мне видеть жизнь на местах такой, какой она есть, а не такой, какой ее хотят показать мне чиновники. Управление империей должно идти сверху, а контроль за исполнением законов и указов должен осуществляться снизу, из самой глубины народных масс.

Кстати, статьи, посланные тобой из Баку, всколыхнули все общество, и вызванный ими шок помог мне обосновать принятие жесточайших мер против людей, использующих рабочее движение в своей конкурентной борьбе, и их подельников среди революционеров в качестве организаторов беспорядков и погромов. Таких правдивых и честных материалов из самой глубины российской жизни должно быть как можно больше. Тогда не один лишь Накашидзе лишится своего насиженного места, а может, и кое-кто и повыше рангом.

Император бросил взгляд на часы.

– Но сейчас хватит об этом, – озабоченно произнес он, – нас ждут дамы. А заставлять их ждать недопустимо. Через пять минут мы должны быть в Голубой гостиной, так что давай поспешим туда насколько это можно, учитывая, конечно, твою раненую ногу. Я сам, кстати, время от времени начинаю хромать – да и по вечерам нога ноет. Но опаздывать нам нельзя – как говорил один француз: точность – вежливость королей.

– Идемте, ваше величество, – с улыбкой сказал Коба, вставая с кресла и опираясь на трость, – действительно, совершенно негоже заставлять дам ждать. Ирина повторяет мне это каждый день.

3 августа (21 июля) 1904 года.

Петербург. Новая Голландия.

Тайный советник Тамбовцев

Честно говоря, когда я отправил в командировку в Баку Колю Бесоева и Кобу, то на душе у меня скреблись кошки. Я-то знал, что тамошние боевики – это те еще ребята, и с ними нужно ухо держать востро, а то и запросто можно остаться без головы. Да и господа нефтепромышленники – тоже не ангелы во плоти – если они пронюхают, что мы хотим навести порядок в их бардаке, то не посмотрят, что посланцы из Питера прикатили с мандатом от самого царя.

Но, слава богу, вроде все обошлось. Хотя и подраненные, но Коба и Николай вернулись домой. Много я потом услышал разных «добрых» слов от Ириши Андреевой. Дескать, Александр Васильевич, не бережете вы ТАКИХ ЛЮДЕЙ, посылаете их в рискованные экспедиции. Что ж, получается, мне Кобу в коробочку положить и ватой укутать? Политика – дело само по себе рискованное, а в исторические моменты, в каких мы сейчас оказались, можно приравнять политическую деятельность к боевой обстановке.

Не знаю, поняла ли Ирина то, что я ей сказал, но вроде бы мои слова ее успокоили, и она, всхлипнув, чмокнула меня в небритую щеку. Потом она попросила от себя и от Кобы навестить их, посидеть, поговорить о том, о сем. Так что завтра вечером все заботы побоку. Даже «заплечных дел мастера» из нашей прославленной конторы должно иметь право на отдых.

Коля Бесоев никаких претензий мне не высказал. Для такого волчары, как он, это путешествие со взрывами и пальбой – не самое выдающееся в его богатой подобным экстримом биографии. Да и разговор наш касался чисто деловых моментов, без эмоций и художественных отступлений, вредных в нашем деле. Николай лишь подробно рассказал о том, чему он был свидетелем во время пребывания в Баку, и высказал свое мнение по поводу произошедшего.

– Знаете, Александр Васильевич, – задумчиво сказал он, прихлебывая горячий и душистый цейлонский чай из расписанной китайскими драконами чашки, – мое ощущение – мы с этим Баку еще наплачемся. Уж больно густо там все замешано. Тут и межнациональные дрязги, которые рано или поздно закончатся поножовщиной, и социальные проблемы, которые за пару месяцев нам никак не решить. К тому же масло в огонь подливают фактические хозяева Баку – крупные нефтепромышленники. И что самое противное, многие из них, вроде господ Ротшильдов, отнюдь не являются подданными Российской империи.