Андрей Демидов - Восстание ягда Кропора

В десяти шагах от них Решма остановился. Придав лицу надменное и спокойное выражение, и спросил по-гречески:

— Где ваш господин?

Ответа не последовало. Решма сделал знак рукой и Бродульф начал строить своих всадников длинными рядами, растягивая фронт и создавая впечатление большого количества воинов. Люди Бэды тоже начали строиться, выдвигая вперёд всадников в кольчугах, выставляя во второй линии арбалетчиков и лучников. За спинами этих рядов, Решма разглядел всадника на вороном коне и в малиново-красный плаще с золотым шитьём. Высокая, парчовая, островерхая шапка, раскрытая сверху надвое, с бело-жёлтыми лентами от висков к груди, позолоченная кольчуга, золотой крест на груди, дополняли его наряд. Решма едва заметно улыбнулся. Это был не ягд Тантарра, это был Бэда Достопочтенный, по приказу Папы, вернувший себе золото, принадлежащее церкви Христовой, а до этого вывезенное из Китая по Шёлковому пути. В глазах Решмы промелькнули следы странного разочарования, даже обиды, потом злой ярости, словно встреча с мятежным ягдом Тантаррой для него была желаннее. В зелёных глазах отражались золотые блики от солнца и украшений. Всадник в высокой шапке проехал через строй своих воинов и остановился в пяти шагах от Решмы. Высокомерно осмотрев Решму, его спутников, и построенных за ними баварцев, он сказал на латыни:

— Вот отчего в монетах императора теперь золота нет, одно серебро. Всё германцы и славяне растаскали на побрякушки. О процветании стран и народов только Гонорий и помышляет, да благословит его имя Господ наш, да святится Имя Его, да приидет Царствие Его на земле, как и на небе, — сквозь узкие губы выдавил из себя всадник, думая, что его не услышат, а если и услышат, то не поймут.

Он повернулся назад в седле, кого-то выискивая глазами. Засверкала в шёлковых складках его плаща бордовая искра. Найдя, видимо, кого нужно, он властно распорядился:

— Брат Реми, никто из франков не должен уцелеть.

Повернувшись обратно, он уставился на Решму маленькими глазами с белёсыми ресницами. Само его лицо, рябое, бугристое, в обрамлении жёлто-белых лент, было широким, как волчья морда.

— Я Бэда Достопочтенный, куратор кафедральных капитул папы Гонория Первого, легат с правом отстранять епископов от паствы от Лондиниума до Фессалоник. Возведённый в сан епископа самим Папой. Кто вы, что тут делаете?

Начал епископ говорить величественно, а закончил угрожающе. Резкие шипящие окончания латыни прозвучали сухо, как удары хлыста.

— Я Решма из Тёмной земли, торговец рабами, шёлком и вином. Я тут затем, чтобы забрать то, что мне принадлежит, но отнято злодейским образом франком Арбогастом во время воровского налёта у Ольмоутца, — сказал Решма по-гречески, — в упор глядя Бэде в глаза..

Епископ, до этого несколько покачивающийся от нетерпения в седле взад-вперёд, словно натолкнулся на прозрачную преграду и застыл. Решме показалось, что расплющился его широкий нос, или просто раздулись ноздри. Вдруг глаза епископа сузились — он узнал Панариха.

— А-а, вот ты где, грек, ну-ка, иди сюда, где ты был? — сказал он глухо.

— Это теперь мой слуга, он мне должен деньги за испорченый ковёр, — быстро сказал Решма, наблюдая, как лицо Бэжы багровеет от гнева, — но я уступлю его охотно, в обмен на принадлежащую мне вещь.

— Жаль, что я не разбил тебе голову ещё в Ольмоутце, Панарих, подлый предатель, — сказал Бэда, — как выглядит твоя вещь, украденная Арбогастом?

Из-за спин воинов епископа выехал всадник в сером балахоне, с крестом на груди и узким женоподобным лицом. Поравнявшись с епископом он сказал высоким голосом:

— Брат Панарих сделал благое дело для нас когда-то давно, в Равенне и Риме, но может быть наказан за бегство из нашей братии. В отличие от людей короля Дагоберта Первого, говорящего всё время о преданности делу Святой Церкви. Но Ваше Преосвященство, отчего вы позволяете этому варвару с востока, задавать вопросы и ставить условия нам. Может быть он просто врёт про украденную у него вещь?

Бэда Равеннский дёрнулся, как от удара в затылок и ответил ему:

— Во-первых, здесь не плодородная Тоскана, рядом с Римом, а глухой первобытный край Богемии, а у торговца большой отряд отборных германских воинов. Во-вторых, я готов отдать ему вещь, если он правильно её опишет. В-третьих, он отдаст мне Панариха и я разобью ему палицей голову. Мне кажется, брат Тэус, это хорошая сделка. Отряд германцев уйдёт, предатель будет казнён, а кесарево достанется кесарю.

Епископ почувствовал на себе взгляд торговца и начал ощущать нарастающее жжение в висках, в щеках и подбородке, словно внутри головы разгорались угли. Справа и слева на него как будто надвинулась пелена, словно слюдяные пластины. Исказились лица людей вокруг, очертания деревьев, цвет травы и неба. Изумрудные глаза торговца как будто вырывали куски кожи вокруг век, скребли внутренности черепа и откуда-то сверху звучал голос, словно небо говорило:

— Отдай ему шар!

Бэда знал, что это говорит с ним Господь через мысли, льющиеся из глаз торговца. В гулких подземельях пыточных застенков под строящемся собором, рядом с бывшим ипподромом римских императоров, воняющих палёным мясом и испражнениями, звучал тогда этот голос. Ещё в галереях папской виллы недалеко от Равенны, перед тем, как залить свинец в глотки монофизитов, ведьмаков, их заставляли рассказывать и показывать «четвёртый гвоздь Христа», и опять к его ужасу его посещал этот голос Бога. Быть рукой Господа оказалось не сложнее, чем пробить ножом горло ребёнка, но эти голоса мучали его своими неожиданными появлениями. Вот и сейчас он не мог понять, это голос Бога, или он изливается из глаз восточного торговца. Бэда и сам умел так, внушать мысли на расстоянии. Конь под епископом попятился. Бэда начал падать, схватился за гриву коня и тихо сказал:

— Брат Теус…

Всадник с женоподобным лицом схватил коня Бэды за поводья, тронув своего, и увлёк через строй, за серые спины своих воинов.

— Он колдун, да настигнет его железная рука слуг Господа, — сказал Теус.

— Найдите в вещах китайского императора золотой шар и отдайте ему в обмен на Панариха! — епископ уронил голову на грудь, схватил пальцами воздух, потом ещё раз и, наконец, подставленную кем-то тыквенную бутыль. Он жадно выпил несколько глотков фалернского вина. Перебродившая жидкость взбодрила его.

Всадник с лицом палача отдал соответствующее указание нескольким воинам и те отправились вдоль ряда повозок, требуя быстро найти нужный предмет.

Решма в свою очередь сделал знак Бродульфу и два его баварца схватили с двух сторон побледневшего Панариха, стащили его с лошади и поволокли к Бэде.

Решма заставил своего гнедого коня вытанцовывать всеми четырьмя копытами танец бешенства, словно его напряжение передавалось животному.