Бронислав Кузнецов - Права мутанта

И на сей раз вовремя. Пару часов спустя кто-то больницу - определённо, посетил. У Багрова даже сложилось мнение, что неизвестные интересовались подземным ходом. А почему бы и нет?

А потом к нему в палату вороватой походкой проник санитар Фабиан Шлик - из немецких медиков-шпионов самый добросердечный, но то - вообще, а явно не в этот момент. При Фабиане был шприц с какой-то бурдой и - медицинская пила. Жутковатое сочетание.

Шлик приблизился к носилкам капитана, но едва подготовил шприц к уколу, как Багров выпростал из-под одеяла руку с компактным американским пистолетом-автоматом.

- Даже не думай! - сурово сказал он, упирая дуло Фабиану прямо в переносицу.

По правде говоря, в Столичной Елани у Веселина Панайотова работа не шибко-то задалась. Всё из-за дурацкой задержки в Березани, где и посмотреть оказалось практически нечего: вместо культурных артефактов - одни фальшивки. Когда же Веселин прибыл в Елань, тут же понял: все основные направления работы застолбили за собой коллеги-соперники.

Не мешаться же в чей-то налаженный график работы, рискуя продублировать уже задокументированные другими памятники.

В Елани сильна традиция сказок и преданий - так эту область захватили сразу две диады учёных-напарников. В северо-восточной части столицы мутантские предания собирали Милорадович и Костич, в юго-западной - Мантл и Чечич.

Перед Милорадовичем, признанным светилом этнолингвистики, Веселин, откровенно говоря, немного робел - и никак бы не хотел почувствовать себя обузой. А с Мантлом у Панайотова вышел неприятный разговор. Всё из-за того, что чех - совсем берега потерял: собственные сочинения принялся выдавать за мутантские.

Веселин прекрасно помнил слова, произнесённые Карелом ещё в берёзовом тупике, задолго до посещения мутантских селений. "Ходит мамонт по Европе, мамонт гуманизма...". Когда же памятный текст про мамонта встретился в записях богатейшего фольклорного наследия братьев Мордоворотов, ни один из которых не наловчился и слова-то связывать в предложения... Такого Панайотов уже не стерпел. Высказался.

Йозеф Грдличка - тот как в Березани скупал "аутентичные" мутантские салфетки с вышивками, так и в Столичной Елани продолжил начатое. Веселин понимал, что отбоя в находках не предвидится, но вторично вступать в одну и ту же лужу - простите, больше не надо!

Вот Панайотов и бродил по столичному селению, как неприкаянный. Сколько-то дней он убеждал себя, что создаёт важный план центра Елани: "дом - школа - яма". Или так: "дом - тюрьма - яма". Разница, собственно, невелика.

Чуть позже, когда русские солдаты приютили беглого ученика Тхе, у Веселина появилось, наконец, достойное научное занятие. Одна беда: неофициальное, ведь малыша Тхе никому не покажешь.

А пан Щепаньски как раз принялся посматривать на Панайотова косо. Отчего это, мол, болгарин сидит в своей комнате и ничего не делает?

Веселин после того поскорее напросился в исследователи-компаньоны к Братиславу Хомаку. Лучший вариант из оставшихся, и от Щепаньски подальше.

Клавичек и Хомак - те с самого начала работали над описанием песенного фольклора Лесной Елани - что от Столичной Елани в стороне. Они, кстати, тоже в помощи не нуждались, пока с Клавичеком не приключилось психоза.

Конечно, к моменту подключения Веселина основные находки в Лесной Елани уже состоялись, но любую этнографическую находку надо ещё правильно описать - и в этом Веселин мог реально помочь. Конечно! Ведь даже главный хит народной музыки мутантов - песню "На теплоходе музыка играет, а я одна стою на берегу" - Хомак успел давно наизусть выучить, но, так и не удосужился задокументировать адекватно, с нотами.

- Признаться, коллега, до сих пор мне было как-то не до подобных тонкостей, - объяснил Братислав, - дело в том, что на меня, как вам известно, положила глаз разлюбезная Дыра. И каждый день меня поджидает. Стоит мне когда зазеваться - она тут как тут. Так и норовит пристать (вон, даже куртку вышила, дурочка!).

- Да, я помню. Но при чём здесь этнографические факты?

- Как же не при чём? Песен в Лесной Елани знают не так уж и много. Если все их сразу правильно записать - то мне и повода не останется там торчать. А я - стараюсь в Лесной Елани посидеть подольше. Главное - подальше от Дыры.

Что же, мотивация понятна.

До Лесной Елани добираться недолго. Стоит она в роще из мерзких оранжевых елей с опадающими на зиму круглыми листьями. Полтора десятка хмурых лачуг - вот и всё село. Песни там любит и знает каждый, но в основном - одни и те же. "На теплоходе музыка играет" и ещё три-четыре. Про весну, про любовь и про "Снегопад, не мети мне на косы".

Что до мелодии... Всякий мутант, конечно же, орал полюбившиеся песни кто во что горазд, а потом затруднялся воспроизвести мелодию за самим же собой. Только Веселин принялся записывать ноты - и началась жуткая тоскливая рутина. Понятно, почему Хомак за это дело браться не спешил. И не только в одной Дыре всё дело.

Из ярких позитивных впечатлений о Лесной Елани у Веселина осталось разве что высокое дуплистое дерево посреди селения, по которому в изобилии сновали весёлые свинобелки с потешными мордочками. Правда, когда эти озорные твари начинали грызться между собой, идиллия разрушалась в один момент. Из дупла летели кровавые ошмётки, глядя на которые приверженец дарвинизма Хомак торжественно заключал:

- И здесь нас встречает она: её величество Борьба за существование!

Веселин понимал, что на темы дарвинизма с Хомаком лучше не спорить, потому возвращался к феноменам песенной культуры села. Бог с ними, с нотами да мелодиями. Всё-таки, у песен есть ещё сами тексты, а в них попадается хоть какой-нибудь, да смысл.

И тут оказывалось, что в поиске смысла песен антрополог также выказывал чудовищную прямолинейность, которая сочеталась с крайним упрямством. Песня про музыку на теплоходе заставляла Братислава предполагать, что болота Дебрянского ареала некогда были судоходны. Открытие? Ну ещё бы!

Правда, Веселин прекрасно понимал, что выстроить теплоход - это для мутантов задача непосильная. Разве что - эксплуатировать готовое судно, да только откуда ему взяться? Панайотов припоминал старые карты, из которых следовало, что до атомных войн в нынешнем мутантском ареале протекало не так-то много рек. Десна с несколькими притоками - вот, кажется, и всё. Точно ли по Десне могли ходить теплоходы? Не такая уж и широкая речка, вроде.

Но Хомак на его резонные доводы только морщился и просил не придираться к мелочам. Дескать, идея-то - светлая.

Чем именно светла идея, Панайотов уже и не спрашивал. Если Братислава даже идея борьбы за существование так приятно возбуждает, что и говорить об идее какого-то там мутантского судоходства местного значения.