Сергей Юрьев - Игры падших

– Какая я тебе детка, дедка… – Яна усмехнулась нечаянному каламбуру, и вдруг поймала себя на том, что речи этого мерзкого типа её вовсе не бесят и даже не раздражают, хотя несёт он полную чушь, бессмыслицу и, скорее всего, врёт.

– Если никто даже не пытается тебя понять, научись уважать себя сам – с этого и начинается чувство собственного достоинства. Когда себе цену знаешь, на шавок, что тявкают кругом, можно и не смотреть. Побрешут и отстанут. Вот ты – красивая, умная, смелая. А кто это видит? И всё потому, что себя ты не уважаешь. Все презирают, как на пустое место смотрят. А всё потому, что цели не видишь большой и светлой. А цель всякого человека в том, чтобы суметь такое, чего до тебя никто не делал или не смел делать. Вот мы сейчас идём туда, где эта цель и тебе, и мне откроется. Я к ней полвека шёл, а у тебя дорога покороче вышла. Только идти надо до конца, если первый шаг уже сделан…

Что-то подсказывало Яне, что в лысой голове у старикашки копошатся мыслишки, страшно далёкие от того, что он говорит. Но прислушиваться к внутреннему голосу было некогда – надо было преодолевать, один за другим, узкие лестничные пролёты с непомерно высокими ступеньками, освещённые едва теплящимися белёсыми лампочками, по одной на каждом этаже. Блики дрожащего света едва успевали упасть на лысину идущего впереди Маркела, и он вновь, словно в омут, нырял в полумрак, откуда доносился лишь его голос, в котором почему-то не было ни малейших признаков одышки.

– …и нужно надеяться. Да, надеяться на лучшее, но ни на что не рассчитывать. К чему лишние разочарования… Господь сам одарит того, кто мил его сердцу. А если я или ты, например, не удостоимся его милостей, значит, не заслужили, значит, хотели не по чину. Но я-то чую, я-то знаю: удача нас не минует. Давай, девочка, не отставай…

– Да погоди ты… – Они успели подняться этажей на десять, и Яна чувствовала, как сердце мечется под рёбрами, желая выскочить наружу, а намокшая блузка прилипла к спине. – Ты погоди. Ты что был там уже? Откуда дорогу знаешь?

– А потому знаю, что есть у меня глаза и уши, и главное – голова, – неожиданно жёстко ответил Маркел, но тут же, как будто, спохватившись, сменил тон: – Я же говорил, дорогуша, что меня потому сюда и взяли, что нашли во мне дар ясновиденья. Кто прошлогоднее землетрясение в Этрурии предсказал? Маркел. Кто пограничный конфликт между Корраном и Даунди предсказал? Снова он. Только хватит на дядю работать! Я, значит, паши на них, как вол, а они мне только снятие судимости и восстановление в правах! Нет уж – или они меня порвут на части, или я сделаю так, что ко мне не подступишься. Мне-то и надо-то всего – маленький домик у тихого озера, чтоб птички пели и рыба клевала. А вот ты – другое дело. Вижу тебя в порфире царской.

– На кой она мне…

– А вот тут тебя никто не спросит. – Маркел достал из нагрудного кармана носовой платок и шумно высморкался. – Ну, отдышалась что ли?

– Сколько ещё?

– Чего сколько?

– Этажей.

– Половину прошли. – Маркел потянулся к её локотку, чтобы помочь подняться со ступеньки, но она отмахнулась от протянутой руки. Пусть болтает, что угодно, только не лапает…

Подниматься дальше почему-то стало гораздо легче – то ли ступени утратили крутизну, то ли второе дыхание открылось. Теперь уже Маркел останавливался после каждых четырёх пролётов и возобновлял свои словесные испражнения только на остановках.

– Прошлое никуда не делось – оно постоянно рядом с нами, и, не важно, сколько лет прошло или веков, его легко отыщет пытливый взор души, если тело не слишком отягощает её своими недугами и предрассудками. Будущее тоже недалеко убежало от нас, но оно существует лишь в набросках, и лишь когда мы проходим сквозь него, великое полотно, вечно создаваемое Творцом, обретает всё совершенство формы и всю полноту содержания. – Голос его звучал мягко и вкрадчиво. Сила, благородство, мудрость, терпение и светлая печаль, проступавшие в его голосе, были особо убедительны в полумраке, поскольку Маркел выбирал для передышек площадки, где лампочки не горели или их не было вообще.

Старый хрен лез из кожи вон, чтобы произвести впечатление, и это ему даже отчасти удалось. Брехня на брехне, а слушать почему-то приятно. Не возникает даже естественного желания снять туфлю и заехать каблуком по этой мерцающей лысине, похожей на слегка сдувшийся выцветший резиновый мячик. Яна вдруг заметила, что с каждым шагом внутри у неё прибавляется душевного покоя и уверенности в себе. Всё было, как в сказке… Красавица и чудовище. Ну, кто здесь чудовище – это понятно, а вот красавицей быть невыгодно, поскольку красота требует жертв и в конечном итоге сама становится жертвой…

Яночка тряхнула головой, стараясь избавиться от мысли, которая там не могла родиться естественным путём, и тут же наткнулась на спину Маркела, остановившегося после преодоления очередной порции лестничных маршей.

– Отечественная культура уходит корнями в древность настолько глубоко, что докопаться до этих самых корней может только псих или подвижник, что в отдельных случаях одно и то же. Мы в этом копаться не будем. Мы вообще ни в чём не будем копаться, пока завтракать не позовут. И только оценив с помощью обонятельных рецепторов качество предложенной пищи, мы возьмём нож и вилку и начнём копать ими себе могилу. Поскольку лишь такой путь приемлем для человека здравомыслящего, для человека достойного, для настоящего гражданина и прилежного прихожанина. А бурду мы есть не будем, потому что не пахнет она отечественной культурой, а воняет, как отборное дерьмо со слоновьих пастбищ в Шри-Лагаше.

– Дед, ты охренел, что ли? – вежливо спросила Яночка, на всякий случай, спустившись вниз на пару ступенек. – Какие слоны, блин…

– Да, верно… – как будто спохватившись, заметил Маркел. – Слоны не смогут протиснуться в интересующее нас помещение вследствие несовпадения собственных габаритов с размерами дверного проёма. Лучше прикинуться мышками, червячками или блошками. – Он уверенно продолжил движение навстречу заветному складу древних артефактов, источников изначальной Силы, сочащейся сквозь трещины в дряхлеющем монолите мироздания.

У старикана явно съехала крыша – то ли приближение к заветной цели на него так действовало, то ли он раньше только прикидывался нормальным.

Маркел поднимался по лестнице, не оглядываясь и что-то бормоча себе под нос. По крайней мере, теперь можно было особо не мучиться, придумывая отмазку. Если их накроют, можно сказать: ещё в кафе заметила, что старикан не в себе, и решила проявить заботу – проследить, куда он такой попёрся. А охрану не позвала по доброте душевной – не хотела дедушку Маркела подставлять, а вдруг с ним только временное помутнение рассудка, а наутро всё пройдёт. Без навыков качественного вранья выжить в обществе родителей-полудурков, брата-кретина и наставников-сволочей было бы просто невозможно.