Егор Бекесов - Тропик Козерога

Семелесов положил ложку и пристально посмотрел на девушку, и лицо его сделалось сосредоточенным, а во взгляде вскоре появилось, что-то, что словно говорило: «Не может быть. Я вас правильно понял?». В ответ Клементина посмотрела на него и хитро улыбнулась, давая знать: он всё правильно понял. И только Кистенёв и Крейтон смотрели друг на друга и ни черта не понимали.

Когда Кистенёв просыпался на следующее утро, то с удивлением обнаружил, что впервые в жизни радуется простому факту: «Он ещё жив». Он посмотрел на часы: дело шло к полудню. Василий быстро оделся и вышел в коридор. Судя по звукам, доносившимся с кухни, кто-то уже сидел там за столом и что-то жевал или пил чай. Послышались шаги из гостиной, и Кистенёв взял на себя смелость приоткрыть дверь и заглянуть внутрь.

Крейтон в пиджаке и выпущенной из брюк рубашке, мятый край которой окаймлял низ пиджака, стоял у окна, засунув одну руку в карман. А на диване, разложенном так, что он по размерам походил на двуспальную кровать, мирно спала Клементина, подложив под голову руку. Во сне она отчего-то мило улыбалась и наконец-то Василий смог увидеть её, когда разноцветные глаза, так пугавшие его, были закрыты. Крейтон, тем временем, повернулся и, заметив Кистенёва, сделал тому знак быть потише. Он присел на край дивана, провёл рукой по волосам девушки, осторожно поцеловал её и прошептал что-то на ухо.

— Семелесов уже встал? — спросил Крейтон шёпотом, подходя к двери.

— Вроде да.

— Прекрасно.

Они обошли через коридор, чтобы не шуметь раздвигаемой перегородкой. Семелесов и вправду уже сидел на кухне и попивал чай.

— Во сколько сегодня отходит автобус до вашей деревни? — спросил Крейтон шёпотом.

— Один в три пятнадцать, другой в полшестого и есть ещё совсем поздно.

— Хорошо, тогда ты, Алексей, отправляешься на вокзал покупать нам троим билеты. Встретимся там же в три часа.

— А как же Клементина? — спросил Кистенёв, кивнув в сторону двери в гостиную.

— Она сегодня переночует в моём старом доме и приедет к нам завтра.

— Ладно.

— Сейчас вы двое идёте и собираете свои вещи. Основную массу возьмёшь, ты Семелесов, а ты, — он повернулся к Кистенёву. — Понесёшь сумку с оружием и патронами, но сначала прогуляешься со мной. А я пока пойду, разбужу жену.

Они вышли из квартиры все вместе. Сначала при выходе из дома от них отделился Семелесов и с набитой спортивной сумкой отправился в противоположную сторону, потом на перекрёстке разошлись с Клементиной. Крейтон на прощанье крепко обнял её не обращая внимания на стоявшего с ними Кистенёва и, поцеловав в лоб у самого края волос, что-то прошептал на прощанье.

После этого они вдвоём направились в сторону ближайшей остановки пятого троллейбуса, шедшего к городскому парку культуры и отдыха, куда нужно было попасть Крейтону.

— Ты ведь любишь её? — спросил Кистенёв, когда они шли по улице.

— Мне отвечать или ты как-нибудь сам сделаешь вывод?

— Почему тогда ты не хотел, чтобы она тебя нашла.

— Понимаешь ли, друг мой, если ты ещё не заметил я страшный человек. И да я люблю эту девушку, а потому совершил страшную ошибку, взяв её в жёны. Я уже одной ногой в могиле, она уже наполовину вдова. Члены ордена редко доживают до тридцати.

Они вышли на остановку. И в тот момент к ней как раз подъезжал нужный троллейбус, но когда он остановился, и Кистенёв было направился в сторону раскрывшихся дверей, Крейтон сверившись с часами, остановил его, и только порыскал взглядом по окнам, будто ища кого-то внутри. Василий, конечно, удивился, но понимая, что на то должны быть причины спрашивать ничего не стал, тихо подождав, пока троллейбус тронется и поедет дальше по улице, цепляя провода.

— Мантиец встаёт на колени в трёх случаях: перед своим императором, перед будущей женой и перед наступающим противником, когда стоит в первом ряду стрелковой цепи, — задумчиво проговорил Мессеир.

— Я не понимаю, у тебя же есть деньги, почему ты не возьмёшь её с собой, и заживёшь с ней где-нибудь подальше отсюда, и забудешь про этот проклятый медальон, — спросил Кистенёв спустя несколько минут.

— Я же говорю, оперативники ордена не живут дольше тридцати.

— Я понял это, но если не лезть на рожон.

— Дело не в этом. НСЧР.

— Что?

— Необъяснённые способности человеческого разума. Телекинез, пирокинетика, способность контролировать животных. Чтобы развить это они создали целый механизм тренировок, для перестройки работы мозга даже не понимая природы этих явлений. Только вот проблема в том, что перестроенный мозг спустя двадцать лет работы начинает разрушаться и человек постепенно превращается, сначала в конченого кретина, потом вовсе становится овощем, и, в конце концов, умирает. Так что тем солдатам ордена, кто доживает до этой чертовщины, просто сразу наносят удар милосердия, это намного гуманнее, поверь мне.

— То есть, как разрушается?

— Очень просто. Только я же говорю: мало, кто из нас до этого доживает. Оперативников ордена убить сложно, но возможно, и пытаются сделать это очень многие. Кстати, наш троллейбус подходит.

И когда они уже вошли внутрь, Мессеир своим абсолютно спокойным голосом продолжил, взявшись одной рукой за поручень над головой:

— Теперь ты понял, зачем мне нужен медальон. Возможность перехода в иные измерения без затрат энергии, при правильном использовании может дать невероятные результаты. Там мириады миров, многие из которых даже не изучены, мы можем найти там что угодно: богатство, власть или… бессмертие.

— Или наоборот смерть.

— Смерти и здесь полно.

В этот момент к ним подошла толстая пожилая женщина с кондукторской сумкой через плечо. Крейтон достал из кармана и положил ей в руку три десятки, и взяв два рубля сдачи, повернулся обратно лицом к Кистенёву, уже начавшем рыться в карманах, и произнёс:

— Да успокойся ты, в конце концов, я у тебя живу. А насчёт того, что я сказал на остановке: ты только это в голову не бери, у меня самого есть сейчас поводы для беспокойства понасущнее.

Василий, начинавший привыкать ничему не удивляться и ко всему относиться спокойно, только кивнул головой и уставился в окно троллейбуса, за которым проплывали улицы города. Ему, правда это быстро наскучило, и он обратил свой взор обратно во внутрь, став рассматривать пассажиров. Смотря прямо через плечо Крейтона он увидел в конце хвосте троллейбуса, ссутулившегося человека, одетого, как и Мессеир в длинный плащ, но при этом имевшим до смешного нелепый вид, взъерошенные волосы, смешные маленькие очочки, сползающие на нос. Он всё время куда-то оборачивался, неуклюже переминался с места на место. «Вот лошара»: только и сказал про себя Кистенёв, тяжело вздохнув. Крейтон видимо заметил куда смотрит его друг и повернув голову заметил того типа и посмотрев, и развернувшись обратно лицом к Кистенёву, вдруг слабо покивал головой.