Валерий Большаков - И залпы башенных орудий...

— Моральный урод… — пробурчал Васэда.

Шеф развел руками, открыл рот, чтобы что-то сказать, как вдруг здание сильно тряхнуло, и все заходило ходуном. Прозрачный лист спектрогласса, отгораживавший атриум, лопнул. Затрещал потолок, из коридора донеслись визги и крики.

— Землетрясение! — вскричал Тэцуро.

В следующую секунду огромное окно — от стены до стены — выгнулось внутрь и лопнуло, с пушечным грохотом разлетаясь по модулю. Один из осколков, острый и зазубренный, как огромный сюрюкен, вонзился в спинку кресла Сёхэя, отрезая сэнсэю голову. С долю секунды голова с выпученными глазами покоилась на осколке, словно на подносе, потом соскользнула по крови на шатавшийся пол.

Тэцуро вскочил и сразу упал, покатился в сторону выбитого окна. Не помня себя, он закричал, цепляясь за скользкое покрытие, но тщетно — модуль кренился в сторону улицы.

В отчаянном усилии Васэда уперся каблуками в раму окна. Из положения, лежа он, увидел, как рушились башни-близнецы, как медленно они оседали, погружаясь сами в себя. Непроглядная туча пыли заклубилась над Гиндзой, а потом из-за небоскребов выплыл исполинский диск. Его необъятное днище застило все небо, скрывая в тени и Гиндзу, и Синдзюку. Сверху вниз срывались спирально вихрящиеся ручьи перегретой плазмы. Эти бледно-фиолетовые потоки разрушали город, как струи воды под давлением размывают песочные фигуры. Громадные здания опадали, содрогаясь в опасном наклоне, их стены выворачивались наизнанку, и все содержимое этажей — мебель, техника, жильцы — валилось вниз, в ужасную кашу из битых атомокаров и обломков, мертвых людей и разрушенных киберов. С чудовищным скрежетом и гулом лопались каркасы, огромные массы расплавленного металла, кипящей пластмассы и жидкого литопласта, сверкавшего белым накалом, низвергались на улицы, словно могучие фонтаны красных брызг и желтых искр, отекая и застывая, погребая раненых и убитых под толстой серой корой.

Тэцуро все это время кричал, мотая головой, не в силах выдержать безумие тотального уничтожения, истребления миллионов людей, обрушения небоскребов, но крик его не пробивался сквозь неумолчный грохот.

Внезапно за клубами дыма и пыли проглянуло солнце — диск удалялся. Показался его край, слабо круглящийся и усыпанный вздутиями.

— Сэнсэй! — неожиданно послышался голос. — Тэцуро!

Васэда будто очнулся. Он оглянулся и увидел на подъеме, в выбитых дверях, Онодэру.

— Я здесь! — закричал Тэцуро. — Веревку кинь! Веревку!

— Держи!

Вниз по наклонному полу пополз пучок волноводов, перехваченный сцепками. Тэцуро ухватился за разлохмаченный «хвост» и перекатился на живот. В этот момент здание сотряслось, и его вынесло за окно, так ударив грудью о раму, что вопль пресекся в горле. Судорожно засучив ногами по пластиковой облицовке, он заорал:

— Тащи! Онодэра!

Онодэра не ответил, зато волноводы натянулись, подтаскивая Васэду. Вот и родимый пол. Теперь Тэцуро стал смелее — он извивался, отталкиваясь ногами от стены, потом встал на коленки и посеменил до желанной двери. Все! Хрипло дыша, Васэда перелез порог, упал вбок и откинулся на стену.

— Где сэнсэй? — спросил Онодэра, промакивая рукавом кровь на лбу.

— Погиб…

Онодэра кивнул, принимая это сообщение к сведению.

— Это вторжение, — сказал он. — Ударный флот себумов напал на Землю.

— Не может быть… — вяло, словно нехотя, удивился Тэцуро.

— А ты выгляни на улицу…

Встав на четвереньки, Тэцуро осторожно выглянул в перекошенную дверь. Небоскребных хребтов и гряд из высоток больше не существовало, билдинги развалились и расплавились, открывая грандиозную панораму на одноэтажный Токио, застроенный коттеджами. Там бушевали пожары. Огненные протуберанцы шатались, завертываясь и выкручиваясь, питая жаром и гарью столбы дыма, серые, сизые, копотно-черные и ядовито-желтые, сливавшиеся в необозримую плотную тучу. Ветер относил дымы, открывая смутный конус Фудзи на западе.

— Тут поработал диск, — выговорил Тэцуро и прокашлялся. — А себумские корабли, они в форме шаров…

— Диски у них тоже есть, это трофейные корабли. А уж кто их строил, история умалчивает…

Онодэра придвинулся к двери и хрипло рассмеялся.

— Гляди! — уткнул он палец в небо. — Вот тебе и шар!

С задымленных высот опускался гигантский круглый корабль. Он завис, потом лениво сместился и открыл огонь из аннигиляторов. Пучки антипротонов оставляли в воздухе призрачные шлейфы — это распадались молекулы кислорода и азота — и въедались в полуобрушенные здания.

— Глаза! — заорал Онодэра.

Тэцуро крепко зажмурился и резко наклонил голову, но мерцавший бледно-фиолетовый свет нашел-таки дорогу к зрачкам, ослепляя фантомами вспышек, разивших, добивавших город.

— Уходим… — промычал Онодэра.

— Куда? — глухо спросил Тэцуро.

— Куда-куда… Под землю зароемся! В горы спрячемся! В океан погрузимся, на глубину! Найдем куда! Пошли, сказал!

И они пошли.

Танди Херрен недавно переехал в роскошную квартиру на Саут-Бронкс, совсем рядом с работой, но вчерашний вечер был так хорош… В общем, заночевал он у подруги, а та проживала в Квинсе, аж на 26-й авеню, и окна ее модуля выходили на серо-зеленые воды Литл-Нек-бэй.

И пришлось ему утром тащиться на фидере до Гранд-Сентрал Экспрессуэя. Толпы людей не убывали, они шли и шли по обе стороны фидер-транспортера по замедлявшимся дорожкам — скакали по серым лентам к межсекторным линиям, сходили на неподвижные тротуары, перешагивали на экспрессы. А с другой стороны набегал не меньший поток пассажиров, перепрыгивавших с медленных дорожек на быстрые.

У Флашинга народ малость схлынул. Вокруг бегущей ленты фидера сплеталась и расплеталась запутанная сеть полос, двигавшихся на восьми уровнях, нырявших под арки и мостики, уводивших к сотням переходов разной сложности. То выше, то ниже горели яркие цветные указатели: «К СЕКТОРАМ БРОНКСА», «НАПРАВЛЕНИЕ К ТЕРМИНАЛУ ЛОНГ-АЙЛЕНД», «ВЕРХНИЙ ГОРИЗОНТ — ВСЕ НАПРАВЛЕНИЯ К СЕКТОРАМ МАНХЭТТЕНА».

О, это для него! Танди переступил на полосу, «ползущую» со скоростью под восемьдесят километров. Пластикового экрана на ней не было, Херрен привычно наклонился навстречу тугой воздушной струе и побежал вперед, с одной полосы на другую, наискосок, пока не добрался до платформы экспресс-транспортера, остекленной и обнесенной перилами.

Нижняя площадка была забита громко гогочущими туристами. Под сверканье блицконтакторов и метавизирок Танди протиснулся к узкой спиральной лестнице и поднялся наверх, где с великим облегчением плюхнулся в кресло.

Воздух весело посвистывал, обтекая изогнутые ветровые стекла, установленные на спинке каждого сиденья, а впереди открывался вид на Манхэттен — нагромождение разлинованных кубов и зеркальных призм, круглых башен и белых параллелепипедов. В туманной дымке за этим царством титанических кристаллов, на западной оконечности Манхэттена, высились тысячеэтажники-двойняшки, знаменитая «Поманок тауэрс». Левый из супернебоскребов смахивал на елку — его боковые аутригеры, что удерживали жилые кварталы, постепенно укорачивались к вершине. А вот правый вздымался, как ель, перевернутая корнями вверх. Два тысячеэтажника дополняли друг друга, их связывали мосты и прозрачные галереи, висячие сады и посадочные площадки.