Фарход Хабибов - Дон-16. Часть 2 (Освободительный поход) (СИ)

Чего не скажешь об отцах германской демократии, их не спасло бы уже ничего, через секунд пятнадцать абсолютно безнаказного геноцида, немцы начали сыпаться со своих таратаек на землю. Ну не все конечно, а те, что умудрились выжить, и тут наши танки и БА, включили фары, а освещенного врага как то и стрелять легче, и наши ребята снова налегли на спусковые крючки и подобные приспособления. Ну фашики тоже в ответ стреляли, а кому хочется погибнуть за окурок (то есть за понюшку табака), им беднягам пришлось стрелять на огонь, в фары и в отблеск пламени на дулах.

Короче прошло пятнадцать минут, и мы двинулись вперед, сперва само собой отодвинули с дороги, накрывшиеся гитлеровские транспортюги (особенно жалко было повозок, тьфу лошадок). Лошадиные фрицы на подводах подошли к касочному разбору (а что вы хотели, тут же война, тут не место штатским шапкам), ну и получили в лоб "стали и огня", еще и Ивашинцы на своих танках рванули на них. Кто из гитлеровцев успел, тот скрылся в лесу, кто не успел, тот теперь на том свете.

Все, пора, идем в город, вперед пускаем танки, батареи ПТО ждут нас у станции (а мы идем с тыла). Там они не опасны ахундовцам, у них танков нет, подберутся ползком и или гранатами закидают или пулеметами посекут. Ну, это на усмотрение братца азербайджанца, не маленький, майор целый, справится.

Чуть не забыл, надо ж ахундовцам скомандовать наступление.

- Зворыкин, радируй Онищуку, наступление ровно через 15 минут, к тому времени фашисты все рванут в нашу сторону, Ахундову легче станет.

- А что прямо так, по-русски и посылать, товарищ комдив?

- Конечно, просто пошли четыре слова "Азербайджанец, через пятнадцать минут", они сами разберутся.

Все и колонна вторгается в город, на входе конечно КПП стоит, то есть стояло, теперь головешки вперемешку с трупами. Идем стремительно вперед, в нас тоже стреляют и к каждому узелку сопротивления направляется штурмовая группа. Тут я конечно переборщил, просто к точке (дому или толпе) стреляющей в нас сразу идет наказательная группа товарищей, сходу поливая свинцовым потоком фашиков. Перевес в автоматическом оружии, на ближней дистанции, и ваши не пляшут господа сосисочники. Правда и в наших попадают фашисты, но у нас козырь стремительность, и мы идем дальше к станции. На подходе к станции, сгружаемся с грузовиков и бегом догоняем танки, тут вижу, как из проулка нам навстречу выбегает кто-то, его догоняет другой кто-то на лошади, в свете луны блеснула сабля. Аха, бондаренки работают, то есть кавалеристы, за первым всадником из проулков выскакивает целая стая всадников, кричим что свои (да они ж не тупые и так просекли, кто есть с чем). Двигаемся вперед, перед нами открывается станция, на станции идет не шуточный бой.

Защищающиеся дают красную ракету, блин немчура чуть не прищучила Ахундова, и с тыла мы бросаемся на нападающих. Стволы поворачиваются в нашу сторону, Полуэктов конечно артиллерист от бога, но полусотней гаубичных снарядов, да кинутых наобум батальон не положишь, привет маршбатяк.

Маршевики, оказывается, были не сильно натренированными, сразу видно с западного фронта, потому, что яростную атаку русско-нерусской орды не выдержали. А мы наследники Чингисхана если чо! Еще пятнадцать минут и станция наша. Теперь осталось почистить ее от нацистского дерьма, а то она в нем как бриллиант в грязи. Нет сегодня к мосту не успеем, то есть этой ночью, перенапряг будет.

Посовещавшись с Игорем, Онищуками (испанцем и разведчиком) и Ахундовым, высылаем роту наиболее сильных бойцов с тремя ротными и одним батальонным минометами, да с четырьмя трешками немецкими, к мосту. Как бы очухавшийся противник не накрутил из Хельмута и его бойцов котлеток диетических. А рота с минометами, да четыре танка, это уже дважды козырный туз.

Тем более скоро к ним присоединятся Абдиевцы, ну все зачистка, назначил Ахундова дежурным и спааааааать. Устал как гимнаст на квадратном шаре, или слон пытающийся перенести Памир на Монблан, короче сильно устал.

Меня нет, я сплю-ю-ю-ю-ю, прям в ганомаге, мне пофиг, я сплю.

28 июля (день) 1941 года где-то в Польше (в 5-20 км от границы СССР).

Просыпаюсь, потягиваясь и позевывая (челюсть трещЧит аж) выскакиваю из гавномага, кстати на редкость уродливое произведение сумрачного тевтонского гейния (или гения). У ганомага сверкая как новенький пятка стоит, стоит Великов (ударение не на Е, а на И).

Кстати, я его вчера во время боя не заметил, он где-то пропадал, может, нарыл чего вкусного, зряж блестеть не будет.

- Здравия желаю товарищ капитан, разрешите обратиться!

- Младлей, может я сперва личико омою, а то у нас у узбеков не принято, с немытой харей общаться с бравыми младшими лейтенантами.

Младлей хлопает глазами, и видимо движения его ресниц и есть разрешение на мордомывство. И я бегу в северо -западном направлении в поисках воды, ну щобы оросить животворной влагой заспанную мордуленцию. Натыкаюсь на колодец, у колодца какая-то пани набирает воду, и я терпеливо жду, когда паненка наберет два ведра воды и свалит с горизонта. Пани набрала не спеша воду и ушла покачивая ведрами и бедрами, то есть бедрами и ведрами, стоп!!! Плевать на шикарные бедра полячки, может она мне классово чуждая. И вообще Маша!

Закидываю ведро в колодец и вытягиваю, скрипя цепью, затем ставлю ведро на бортик колодца, и начинаю омовение. А с полотенцем засада, его нет у меня, и омыв лицо и руки, пытаюсь осушиться по-собачьи, и от меня во все стороны (кроме колодца) летят веселые брызги. Все я готов как говориться и к труду и к обороне, ну конечно больше всего я готов к завтраку. Вдруг сзади кто-то гаркает:

- Разрешите обратиться, товарищ капитан, - оборачиваюсь, а это Великов.

- Ну, ты Великов прям репей, скотч прямо какой-то, ну говори, чего хотел.

- Мы товарищ командир пленили командира н-ской легкопехотной дивизии вермахта полковника Отто Штирмайера и в довесок к нему коменданта стации майора Генриха Браунмюллера.

- Так, так, так, они что сами к тебе приперлись, мол, милый младлеюшка заарестуй нас противных? И вообще ты завтракал?

- Нет пока товарищ капитан.

- Ну, вот пошли вместе позавтракаем и поговорим, как ты поросенок прыткий смог таких кабанов спеленать.

Нашли мы старшину, и старшина отвалил нам от своих щедрот две банки сосисок консервированных и банку какой-то каши, подогнал так же чаю и галет. Не пожадничал старшина, а че жадничать мы ночером захватили станцию и тут много чего вкусного (даже в гастрономическом смысле слова).

Сидим жрем, и Димон начал повествование:

- Товарищ майор госбезопасности мне поручил командовать одним грузовиком, и как только начали стрелять, войдя на станцию, я приказал водителю отъехать на обочину, притушить фары и постараться въехать, задним ходом, в лес. Товарищ майор и остальные ребята, постреляв, выехали из города. А мы сидим тихо, затаились. Мимо пролетели фашисты, гонясь за нашими ребятами, вот мы с отделением и решили пробраться к центру. И тихо, таясь пробирались и пробирались, пока не наткнулись на комендатуру, за ней стояло офицерское общежитие. Немцы бегали вокруг, потом вошли уже вы, с других сторон ударили Бондаренковцы и Ахундовцы, все гитлеровцы побежали отражать нападение. А мы и напали на штаб, там всего оказалось отделение охраны, немцы даже комендантский взвод и тыловые службы кинули на оборону станции. Вот мы и взяли под шумок штаб, охрану перестреляли, (у нас два автомата и два пулемета, один наш, другой МГ) а в штабе были три офицера комендатуры, да полковник с денщиком.