Ма. Лернер - Барабан бьет сбор

Да про горюшко свое:

Что в неволе все живем, – достаточно громко пропел Митчелл, подмигивая. Он бы и сам с превеликим удовольствием сбежал в неизведанные края, но прямой наследник. Нельзя! Долг превыше всего. Такое воспитание. У него и мысли обыкновенно соответствующие. Про скот, погоду, урожай, цены на шерсть, масло. На мечтания времени не хватает.

Киран сел за стол и моментально получил наполненную тарелку. Огромную гору бобов с мясом и подливкой, хлеб и чай. Мать стояла рядом и внимательно следила за отцом. Стоит ему открыть рот и последует скандал. Она была справедлива и мягка, насколько это вообще возможно в подобном месте. Редко поднимала голос, зато все давно осознали, на ком держится дом и семья. Существуют границы и ее терпению с покладистостью. Муж не хуже всех остальных об этом знал и старательно изображал чтение старой, многократно изученной газетой. Почтальон прибудет на днях, а пока остается пользоваться имеющимся.

Динас возился у приемника с чрезвычайно умным видом. То ли подстраивал, то ли красовался. Это была почти роскошь, хоть и чрезвычайно уродливая. Обычная уродливая коробка из фанеры и запиханные внутрь детали. Соседи, приезжая, старательно изображали понимание, в душе побаиваясь непонятной штуки и не пытаясь приблизиться.

Ящик уже привычно для всех издал торжественное пиканье. Отец извлек часы из кармана и посмотрел, там ли находятся стрелки. Мать с Кираном проделали схожее действие не менее синхронно. В действительности бывший сержант привез две пары ручных ходиков в подарок.

Мать с удовольствием взяла и носила, не смотря на довольно большой размер. Есть чем гордиться – ни у кого таких не имелось. Еще и производства Сейсулла, славящегося качественными механизмами. Попался им в очередном взятом с боем городе часовой магазин. Нормальные трофеи. Отец отказался и тогда Киран специально нацепил себе на руку. Пусть смотрит и сравнивает со своим огромным будильником на цепочке.

Дальше должны были сообщить погоду. Вместо этого прозвучала длинная пауза, ударила барабанная дробь неплохо знакомый всем «сбор» и красивый женский голос грянул неожиданное:

– Всем, всем, всем. Вы слушаете радио Свободы!

Киран глянул на сестру. Дина в явном недоумении пожала плечами. Звук был слегка хриплый и иногда уплывал, но само по себе происходило нечто удивительное. Не местные самоучки балуются, явно на серьезном уровне техника.

– Вчера, после опубликования указов об отмене законных выборов, запрете собраний и переходе всех полномочий к армейскому командованию в городе Натмуке была расстреляна толпа, собравшаяся у здания Управы. Есть десятки жертв – убитых и раненых. Люди лежали на земле, истекая кровью и им не оказывали помощь.

Кто-то втянул воздух со всхлипом. Киран не обернулся. Что-то такое он давно ждал и удовлетворения от собственной правоты не испытывал.

– Мы обращались с петициями к королю и правительству и они были с презрением отвергнуты, – говорило радио. – Мы умоляли, но на наши мольбы не обращали внимания. Мы просили, а они издевались над нами. С точки зрения чиновников патраны не заслуживают равноправия и нормального отношения. Мы больше не станем просить или писать в государственные инстанции.

Отныне Национальная Лига не будет вести с властью дискуссий и следовать законам, установленным в интересах военного режима. Мы собираемся жить по навязанным нам правилам. На кровь отвечают кровью. И она падет на головы убийц.

Если свободу можно добыть только в бою, а в нормальном соглашении нам отказано, значит, отныне так тому и быть. На каждый удар мы ответим ударом. На пулю – пулей. Кровью народной залили подножие королевского трона, кровью наших врагов мы обагрим его!

Запомните все! Наша цель не убийство гражданских лиц или обычных шиольцев. Мы не испытываем ненависти ни к кому, кроме власти. Завоевывая принадлежащее нам по праву, мы не должны давать оснований для обвинений в неблаговидных поступках или преступлениях.

Мы будем сражаться с попиранием законов, не дающих возможности высказывать свое мнение. Пора правительству королевства и лично помазаннику уяснить: без согласия населения Патрана здесь не будет мира и спокойствия для чиновников и военных. Здесь не будет базы для флота. Он не получит ничего, кроме проблем и крови.

Она сделала длинную паузу.

– Сегодня утром в 6.42 Лига атаковала тюрьму, где содержались незаконно задержанные руководители…

Отец неожиданно громко хмыкнул.

… – и освободила свыше трехсот человек. При этом были убиты шестеро охранников и трое наших соратников героически отдали свои жизни. Ваш подвиг не будет забыт, ведь вы свершили его не для корысти, а на благо всех. Лидер движения Стен Шаманов на свободе, как и многие другие наши соратники.

Три месяца они находились в заключении, без предъявления обвинения, на основании армейского приказа, будто мы живем при оккупации. Никто из их не совершил преступлений и не был отдан под суд. Их арестовали за принадлежность к официально разрешенной Национальной Лиге. Добропорядочность не в цене у власти. Тем хуже для нее. Придется действовать из подполья.

Люди Патрана! Где бы мы не жили, на севере или юге, в горах или на равнине, в городе или на ферме – мы один народ и не изолированы от остальных. Это не чужие проблемы. Сегодня стреляли в Натмуке, завтра сожгут ферму в Биронге. Когда уничтожают посмевших встать на защиту арендаторов, шахтеров и рабочих – это ясный сигнал. Пришла пора сопротивляться с оружием в руках, пока дети не начали пухнуть с голоду, а взрослые еще не посажены в тюрьму по обвинению в принадлежности к патранам.

Слушай меня Патра! Помоги слабым, преследуемым и жертвам, иначе когда придет твой срок рыдать, никто не придет на выручку. Мы призываем к борьбе за жизнь. За возможность выбирать своих руководителей для страны, а не принимать навязанных, не заботящихся ни об интересах острова, и об отдельных людях. Пришла пора разогнуть спину и перестать кланяться. Да здравствует свобода!

Слушайте нас регулярно на волнах…

Она принялась перечислять цифры и время. Дина торопливо записывала под неодобрительным взглядом матери прямо на стене куском грифеля.

– Шаманов – это ведь твой бывший командир, – утвердительно сказал отец, впервые за два с лишним года обращаясь прямо к Кирану. Лицо с седеющей бородкой и темной от ветра и солнечных лучей коже, напряглось. Глаза прищурились. Он уже не так хорошо видел, тщательно избегая намеков на данную тему, старательно изображая прежнего молодого мужчину. Выдавали его в основном суженные глаза и вытянутая шея, когда отец хотел что-то внимательно рассмотреть.

– Да, – подтвердил тот, растеряно.