Сюсукэ Амаги - Стальной Региос. Том 2. Сайлент ток

— Что поделать, точно я могу сказать лишь одно — я имею дело с самцом. Я не могу что-либо утверждать без достаточных оснований.

— Вот видишь.

Он слышал вой продувающего костюм ветра. Шелестел загрязнённый песок, который ветер швырял в Лейфона и в чёрный корпус лэндроллера. По ту сторону облегающего тонкого костюма раскинулся мёртвый мир. Здесь не было ничего живого, кроме гряземонстров, и лишь острые скалы усеивали пустынную землю. Воздух отравлен загрязнителями: контакт с ними грозит ожогами, кожа начнёт отслаиваться, как чешуя, а от вдыхаемого воздуха сгниют лёгкие.

Живой человек рассекал мир, где ничего живого не было. Лейфона охватило тяжёлое чувство, что ему здесь не место. В этом мире он сражался не раз. Сражался в мире, который обрекает на одиночество, сражался в изорванном спецкостюме, против превосходящего численностью врага. Сражался на арене, на которой нельзя вдохнуть полной грудью — хотя ни в каком городе не найдётся арены больше.

Жив ли он, нынешний, на самом деле? Здесь терялся даже ответ на этот вроде бы очень простой вопрос. Им двигало лишь желание выполнить задачу. И потому каждый раз, когда он шёл в бой, мысли о собственном выживании отступали куда-то, далеко-далеко. Он заставлял их отступить.

— Я не собираюсь произносить последние слова, — повторил он.

— Честно?

— Честно.

— Фонфон…

Он чуть не упал вместе с лэндроллером.

— Насчёт прозвища, ты окончательно решила?

Прозвище в окружающую атмосферу совсем не вписывается, подумал Лейфон, выравнивая машину.

— Окончательно, — в ледяном голосе послышалась упрямая нотка.

— Не передумаешь?

— Нет. Я тут вспомнила, мы же сначала мне прозвище подбирали. Почему кончилось тем, что тебя решили звать Фонфоном?

— Меня не спрашивай.

Сам-то он Фонфоном быть и вовсе не хотел.

— А… Вспомнила. Брат пришёл. Как же он любит лезть во все мои дела. Вот причина всех моих бед — брат, не знающий ни слёз, ни эмоций. Я каждый день желаю, чтобы вскрылось какое-нибудь его должностное злоупотребление, и его выгнали из школы. Или революцию устроить. А ты поведёшь нашу революционную армию. Знамя понесу я.

— Ты вообще о чём?

— Сказала же, о моём прозвище.

Он как наяву увидел серьёзное лицо Фелли.

— Придумывай.

— Сейчас?

— Скучно же. Поговори со мной. Или ты умеешь сходу придумывать хорошие шутки?

До пункта назначения и правда оставалось немало времени.

— Нет, не умею…

— И не надо. Второй Шарнид-сэмпай — это уже слишком.

— Что же делать?

— Придумывай прозвище.

— Ээ…

— Давай-давай… — поторопила она Лейфона, и он собрался с мыслями.

Для начала первое, что придёт в голову.

— Фелли-тян?

— В детстве наслушалась. И фантазии никакой. Отказ.

— Фелитти.

— Чувствую себя дурочкой. Отказ.

Он не стал говорить, что Мэйшэн называют «Мэйтти». Да и сам-то он её последнее время называл «Мэй». Если уж на то пошло, такое же прозвище у Наруки. Хотя нет, это ещё вопрос, можно ли считать его таким же…

— Фелли-тён.

— Какой в этом смысл? Отказ.

— Фелли-ян.

— Я тебе не предмет для шуток. Отказ.

— Фелли-рин.

— Издеваешься? Отказ.

— Фелли-Фелли.

— Ненавижу повторы. Отказ.

— Феффен.

— Звучит как дурацкий смешок. Отказ.

— Фернандес.

— Кто? Отказ.

— Фелли-тан.

— Жить надоело? Отказ.

— Прости, сдаюсь.

— Сдаваться я не разрешала.

Что делать… Лейфону захотелось схватиться за голову. Вообще для прозвищ имя обычно или укорачивается, или слегка видоизменяется. Или же надо найти что-то, на что человек похож…

— Что?

— Ничего.

Он хотел сказать «холодная кукла», но промолчал. Получалось крайне оскорбительно.

— Ну же, придумывай, — поторопила Фелли, но Лейфону показалось, что у него голова стала каменной.

Ничего не придумывалось. Имя изначально слишком короткое, чтобы его можно было сократить. Фе? Это что? При таком сокращении вообще выходит что-то непонятное. А может, по аналогии с прозвищем Наруки, Фекки? Опять чёрти что.

— Ну давай, что там у тебя?

— Фелли, — в отчаянии выпалил он.

Сократить и изменить не получалось. Но ещё вариант оставался. Само имя. Наверное, звучит сухо. Но больше ничего в голову не лезло, выхода не было.

Ну и как?! Некоторое время стояло молчание.

— А?

— Скажи ещё раз.

— Ээ… Фелли.

— Хм…

Он не видел Фелли, но вполне мог представить её лицо. Правая рука потирает подбородок, левая поддерживает правую за локоть, голова слегка наклонена, взгляд устремлён куда-то в сторону неба… Такую картину он представил.

— Ни творческой мысли, ни старания, ни уважения к старшей, ни тёплых чувств ко мне, — безжалостно перечислила она. — К тому же это не прозвище.

Тоже не подходит… Тогда…

— Выбора нет, сойдёт, — внезапно добавила Фелли, когда Лейфон уже смирился было с мыслью, что придётся думать дальше.

— А?

Он был не столько обрадован, сколько удивлён таким решением.

— Но произносить надо с большей теплотой в голосе. А уважение к старшей не нужно. Так что зови меня так всё время, не добавляя «сэмпай», хорошо?

— Х-хорошо…

— Итак, Фонфон. Скажи ещё раз.

— Э, да. Фелли.

— Отлично.

Лейфон вздохнул с облегчением. Но вдруг…

— Тогда пообещай.

— Что?

— Что теперь будешь обращаться ко мне именно так. Обещаешь?

— Ээ, и даже при всех?

— Конечно.

— А я буду Фонфон?

— Конечно.

— Прошу, пощади.

На тренировках взвода, или если они случайно встретятся в школе… или когда он даже не заметит, что рядом кто-то есть, а его назовут Фонфоном… Нет… нет, нет. Он же умрёт со стыда.

— Ладно, раз так хочешь, будешь Фонфоном только наедине со мной.

Вот теперь он по-настоящему успокоился.

— За это с тебя ещё обещание.

— Хорошо. Всё сделаю, — заранее согласился он.

Он был готов на что угодно, лишь бы она не назвала его Фонфоном при всех.

— Когда вернёшься, так меня и назови.

— …

— Вот и договорились, — заключила Фелли, и больше не произнесла ни слова.

Перед рассветом он решил немного вздремнуть. Чувствуя, как дорожная тряска продолжает эхом отдаваться в его голове, Лейфон лёг на лэндроллер и закрыл глаза.

Ветер стих, наступила тишина. Лейфон не знал, что делает сейчас Фелли, так как она давно уже молчала, да и сам он ничего не говорил. Тишина была абсолютной. Казалось, исчезло само понятие звука. Когда он слегка шевелился, бряцанье дайтов казалось оглушительным. Ощущение, что он является единственным живым существом в мире, стало ещё отчётливее. Разум понимал, что это не так, но ощущение не уходило. Ведь рядом никого, никто не придёт на помощь. Целни с живыми людьми остался далеко позади. А где находятся другие города, Лейфон вообще не знал.