Ма. Лернер - Дороги в неизвестность (сборник)

– Это, – возразила она, – как раз не совсем так. От рождения не бывает, потому что мы, глупые пауки, за этим очень внимательно следим. А так – психи бывают. Дадут по башке – его и переклинит. Только такие редко заживаются.

– Это не считается. Физическое воздействие, от которого никто не застрахован. Другое дело, психика. У нас как раз имеется прекрасный клапан, чтобы выпустить агрессивность. Да и вообще я подозреваю, что, перекидываясь, мы много от чего лишнего избавляемся. Недаром так долго сохраняем бодрость и ясность мысли. Маразматиков я вообще не помню, даже среди померших своей смертью.

– Все-таки с чего ты вдруг так веселишься?

– Так много причин. Дома побывал, сына потаскал на руках, на войну сходил, набрав трофеев на десять лет вперед. Зайца вот слопал, подловив на лежке, и сбежал от самого противного. Сейчас начнут делить трофеи, без скандалов и претензий не обойдется, потом выберут скотину получше и начнут массово резать остальную. Потрошить, коптить, вялить и солить – вонь будет страшная. И для всех масса работы, а я пока спокойно отдохну на кровати. И, самое главное, выяснил, что запросто могу стать миллионером. Всех куплю-продам, и еще останется на мелкие расходы.

– Это как? – повернулась она ко мне настороженно.

– А не скажу, – подмигивая, сказал я. – Ты вот тоже не делишься своими открытиями. Чего это я должен?

– Сколько мы с тобой знакомы? – спросила она задумчиво.

– Да вроде уже третий год пошел. Еще с тех пор, как в Большой Поход ходили.

– И работаем мы на пару не первый раз. Претензий ко мне не имеется?

– Масса, – вскричал я радостно, с удовольствием наблюдая, как она обиделась, – но не к тебе лично, – поясняю. – К вашей гадской паучьей привычке зажимать интересную информацию. Не верю, что ты и Зверю все рассказываешь.

– Можно подумать, ты весь из себя честный!

– Ого! Я тут вычислил классную возможность подработать на «Ошейниках» для младших. Оказывается, собаки не умеют их делать. Честно обо всем доложил, теперь вся прибыль Клану будет принадлежать, а могла мне. А ты говоришь, – укоризненно качаю головой. – И вот сейчас явно хочешь меня наколоть, играя на моих исключительно дружественных чувствах. Не знаю, в чем, но узнаю. «Если раньше я тебя не обманывала, значит, и сейчас не стану» – это для себя оставь. Обязательно станешь, все зависит от цены вопроса. Ты жадная!

– Свинья, – буркнула Черепаха.

– Я медведь! А тебе, паук, явно что-то надо, и это от меня зависит. Была бы возможность, позвонила бы Лехе, а он бы мне просто приказал. Нет, ты что-то свое, отдельно от Клана, крутить хочешь.

Она усмехнулась:

– Я не особо и надеялась, но почему не попробовать. Учти, как делиться и что делить, я и сама пока не знаю, но будем договариваться по справедливости. Половина тебе, половина мне. У тебя, хм, есть то, что мне надо, – сообщила она, не желая точно называть, о чем речь, – а без меня ты все равно понятия не имеешь, что с ним делать и как привести в рабочее состояние. И, – многозначительно добавила она, – скорее всего и не узнаешь.

– Стоп, – сказал я и начал быстро мысленно проверять, что там у меня такого есть. – Ты про эти разделяющиеся на части квадратики из коробки? – переспрашиваю, тщательно обшарив закоулки памяти. – Больше ничего таинственного не имею.

Черепаха снисходительно улыбнулась:

– Догадался. И что дальше? Без меня все равно толку никакого. Будет лежать бессмысленно в ящике, пока ты не помрешь. А я куплю потом у твоих внуков. Хочешь – назови цену, поторгуемся.

– Когда родился первый паук, зарыдали и евреи, и армяне. Им осталось только удавиться, – поморщился я.

– Кто такие «армяне»? – удивленно спросила Черепаха.

– Есть такой народ. Не важно. Это земной фольклор. Самых больших жуликов и торговцев из людского племени обмануть сумеет только паук из оборотней.

– Нет, – уверенно сказала она. – Обман – это когда я говорю: «Это бизонье дерьмо», – зная прекрасно, что это лекарство, которое лечит смертельную болезнь. А я тебе честно сообщаю, то, что и сам прекрасно знаешь, – это артефакт предков, от которого может быть польза и большая, но ты им можешь разве что вместо пресса для квашеной капусты пользоваться. Ну что, договоримся?

– Пусть будет так. Пополам. Раскрой таинственный секрет, что такое узнала и где.

– Когда мне предложили обмен знаниями с собаками, – сказала она очень тихо, так что даже пришлось напрячь слух, – я думала, что это потеря времени. Утром хожу в человеческую больницу, так там хоть чего-то узнать можно, а после обеда иду к оборотням.

– Угу, – согласился я. – Знаю.

– Я не самый сильный паук, – так же тихо продолжила она, – но даже Клыкастая не лучше. Остальные гораздо слабее. Они специализируются или на лечении (а ничего особо интересного и нового я пока не видела), или на специфических военных штучках вроде подсматривания и подслушивания. Конечно, смотреть глазами ястреба или слушать ушами мыши удобно, но микрофоны с твоим самолетом вполне способны на схожие действия. Направленный микрофон, позволяющий слышать разговоры, или лазерный микрофон, считывающий колебания со стекла, вообще вне конкуренции. – Она аж причмокнула от удовольствия.

Точно, баловалась подслушкой. Интересно, кого. Меня не требуется, серьезные вещи мы вместе делаем, прикрывая друг друга.

– Так что ничего особенного, – продолжала между тем Черепаха. – Кое-что лучше нашего, кое-что хуже, но ничего принципиально нового. В основном они слабее, и намного. Наши оборотни – каждый хоть немного способностей имеет, а у них редкий случай. Так я себе выговорила возможность покопаться в библиотеке, вдруг чего интересного попадется. Все больше мусор, про старые времена, они сами-то не слишком часто открывают эти книги, так что без напряга позволили.

– Минутку, – удивился я. – Ты что, можешь читать на их языке? Говорить – я понимаю, еще один язык на обмен, но читать?

– Мой бедный необразованный соратник, – снисходительно сказала Черепаха, – каждый паук на определенной стадии обучения учит афикпо.

– Что учит?

– Язык бывшего врага. Вроде особо ни к чему, пользы минимум, но это все равно как русские врачи пишут свои идиотские рецепты на латыни. Мертвый язык, который используется, когда пауки не хотят, чтобы всякие умники совали свой любопытный нос в не предназначенные для них записи. Есть еще и книги на нем из старых, включая медицинские. Сейчас все меньше этой дурью маются, но в давние времена очень много писали, и, если хочешь соответствовать определенному уровню знаний, трудись. Афикпо в старые довоенные времена еще и как дипломатический язык использовался, так что аристократы из разных стран прекрасно разговаривали на нем с детства. Оказалось, совсем не мертвый язык. Егеря и собаки между собой именно на афикпо объясняются. Ничего странного, если они потомки наших врагов.