Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Второй семестр

Он огляделся и, заприметив лужу побольше, сел в нее. Сунул растопыренные руки в грязь…

– Егорка у нас воду хорошо чует, – тихо сказал Еська. – Если кто и сумеет, то он…

Сидел Егор долгехонько. Аль мне так примерещилося? Главное, что сидел и сидел, после покачиваться стал, а как глаза открыл, то подивилась я тому, до чего синие они, яркие, что из каменьев драгоценных вырезанные.

– Не понимаю, – сказал он медленно, руки из воды доставая. А пальцы-то побелели, и ногти синими сделалися, что у покойника. – Здесь явно что-то делали, но что… вода не помнит.

– Интересненько. – Еська монетку вновь достал. Ему, видать, без монетки вовсе не думалося. – Очень интересненько…

– Малой перешел, – Емельян кивнул на ту сторону. – И ничего…

– Ничего хорошего.

Елисей все ж надавил на дерево рукой.

Выдержало.

– И что делать будем? – поинтересовался Кирей.

– Не лезть на рожон.

Я и не поняла, кто это сказал. А Еська, сунув монетку в карман, велел:

– Посторонитесь.

И без разбегу как кувыркнулся колесом, я и ойкнуть не успела, как он на дереве оказался. На руки встал. Ноги задрал. И пошел себе, скоморох несчастный.

Елисей только заурчал глухо, вздохнул Ерема.

– Мало его пороли, – добавил Евстигней, глядючи на яму задумчиво-презадумчиво.

– Если опираться на факты, – Ильюшка к самому краю приблизился, заглянул в ямину и руку сунул, помахал, – то имеем в наличии остаточные следы магии. Конечно, есть вероятность, что это наставник иллюзию подновлял, но… сомневаюсь. Тогда откуда фон? Вчера здесь было чисто, а значит, ловушку, если она есть, ставили ночью. Вопрос – на кого?

И огляделся, точно ожидая, что признается кто.

А и вправду, на кого?

– Игнат прошел, – повторил Емельян и за подбородок себя ухватил. – Еська тоже…

– Не показательно. – Илья покачал головой. – Они знают, что ваш Еська не кандидат. Стоит ли на него тратиться?

– И кого пустим? – Емельян спросил сие с усмешечкой, вот только с Ильюшкою нашим шутковать не стоило. Огляделся он и меня пальчиком поманил.

– С ума сошел? – Кирей тотчас рядом очутился и руку на плечо мое положил. – Она-то тут при чем?

– Возможно, что и ни при чем. Но именно она почуяла неладное. Я не требую, чтобы она сама подошла… дай мне свою вещь. Платок там… ленту.

Кирей вытянул ленту из косы, да так, что едва ль не с волосьями.

Мстит за вчерашнее лечение?

– И крови капля нужна будет, – извиняющимся тоном произнес Ильюшка. – Но это единственный способ проверить, на нее ли ловушка настроена.

– А если…

– Будем проверять всех.

Я руку протянула и булавку, чтоб было чем колоть. И отвернулася: вот не так больно сие, как страшно. Ойкнула тоненько, когда булавка палец пробила, и спешно в рот сунула. Может, оно воительницам и пристало раны сносить терпеливо да мужественно, но я себя воителкою не чуяла.

Да и раны – одно, а булавка – другое.

Илья ж булавку о ленту вытер.

Из ленты споро куколку скрутил – я по малолетству тож таких делала, из палочек да веревок – и куклу этую на краю ямы поставил.

Сел на землю.

Поерзал, видно, непривычно ему было в грязи рассиживаться, и руки поднял.

– А ты уверен, что получится? – тихо поинтересовался Лойко.

– Нет. Но попробовать стоит… мне интересно с иллюзиями работать.

Он руками махнул.

Пошевелил пальцами.

И, отставив мизинец, провел им черту по грязи. Рисовал Ильюшка неспешно, и никто не смел его поторапливать. Стояли. Ждали.

– Еще немного. – Он палец вытер о штаны. – Уже почти.

И ладонью над куколкой провел, зашептал чегой-то – не слышала, чего. Сперва все было как прежде, я уж и подумала, что не вышла у Ильюшки его волшба, когда куколка зашевелилась. Встала на ножки, шагнула.

Диво!

И вдруг вытянулась, разошлась в стороны.

Мамочки родные! Неужто это я? Ой, до чего хороша! Грязюкою заляпана, растрепана, расхристана. Лицо белое да красными пятнами побито, что от лихоманки. Нос распухлый, мало что не сопливый, волосья к щекам прилипли. Коса вот-вот развалится.

Страх глядеть на этакую красоту!

Меж тем куколка споро шагнула на мосточек-деревце, покачнулася, будто бы вот-вот сверзнется, но устояла. Побежала меленько, ногами перебирая… и только до середины дошла, как загудело, заворчало в ямине нечто и выплюнуло столп огненный.

Да такой, что Елисей от краю отскочил и брата уволок.

Присел. Зарычал.

От деревца пепел остался. От куколки – и того меньше.

– Надо же. – Ильюшка потер нос. – Получилось.

У ямы мы и осталися. Переглянулися только, и Елисей развернулся. За наставником, значится. И туточки появилася у меня мысля, что не одобрит Архип Полуэктович наши экспериментусы.

От как есть не одобрит.

Он-то скоренько объявился: бежал Елисей в полную силу, а с волком на беге мало кто сравнится. Разве что змей-василиск, про которого нам Милослава сказывала, что родятся они раз в сто лет, когда петух куриное яйцо снесет, а полоз его высидит. И выйдет тварь о четырех ногах да хвосте длинном, перьями золотыми поросшем. Будет она куцекрыла и зеркаста.

Быстра.

Хитра.

И опасна дюже.

Вот и увидела, что бег Архип Полуэктович быстро, куда там Елисею угнаться. Да ноги ставил так, что ни одна лужица не то что не плюснула – рябью не пошла. И парасолю не убрал. Так и держал над головою…

– Ироды, – молвил он, нас завидевши. – Что ж вы творите-то?

И парасолью Еську по плечах переехал. А та с этакого неуважительного отношения взяла и развалилася. Плечи-то Еськины широки, не одну парасолю выдержать способные.

Архип же Полуэктович вовсе опечалился.

Оно и понятно. Ему этая парасоля, может, сердечно дорога была. Но покрутил ручку хитровывернутую, плюнул на нее и вновь в ямину бросил.

Уж не ведаю, то ли слюна у него особая какая, то ли слово знал он заветное, но внове загудело.

Поднялося пламя белое до самых небес. Стало столпом и стояло, пока Архип Полуэктович разглядывал. А он ажно залюбовался.

– Ироды… как есть ироды… не жалеете вы бедного старика!

Еська потупился. Кирей и вовсе отступил, мало ли что парасоли у наставника другой нету, он и без нее найдет, чем ослушника вразумить.

– Так это… – Ерема подал голос и в стороночку шагнул. – Мы того… не были уверены…

– И проверить решили… ну-ну. – Архип Полуэктович голову задрал.

Пламя буяло.

Земля исходила паром. А я думала, что было б, когда б я, страх превозмогши, на мосточек шагнула. Мнится, тут бы кровь берендеева мне не помогла бы. Остались бы от Зосеньки косточек пару да горсточка пеплу.

– И кто? – Архип Полуэктович обвел нас печальным взглядом. – Додумался?

– Зослава, – Лойко ткнул в меня пальцем.