Екатерина Лесина - Внучка берендеева. Второй семестр

Ох, грозно у нее вышло, почти как у нашей боярыни, нехай приглядит Божиня за грешною ея душенькою.

– Итак, уважаемая… простите, мы не были представлены друг другу, – начала Люциана Береславовна. И бабка промолвила важно:

– Ефросинья я Аникеевна, ежель по батюшке…

– Уважаемая Ефросинья Аникеевна… из какого роду будете?

– Из Берендеевого…

– Слышала, слышала… могу ли я узнать о цели вашего визита?

– Так это… – оставшись одна, без сопровожатых, бабка растерялася. – За внучкой я… внучка моя… сиротинушка… одни мы осталися на всем белом свете… никогошеньки у нее нетути… и у меня… как две былиночки…

Ну да, уж меня-то былиночкою назвать тяжко, бабку тем паче, этакую былиночку не кажный молодец поднимет, не говоря про ветер.

Оно и верно.

Что за баба такая, которую ветром унесть может?

Бабка носом шморгнула и уже иным голосом молвила:

– Забрать я ее хочу из Акадэмии…

– Почему?

– Так это… на кой девке учеба?

– Но вы же, как понимаю, не были против, когда Зослава поступила?

Бабка запыхтела.

Водилася за ней этакая привычка, когда не знала она, чего ответствовать, а согласия на душе не было, то хмурилася, надувалася, что жаба перед быком, и пыхала гневливо.

– Тогда все иначей было, – произнесла бабка важно. – А ныне она – царская невеста…

– Так уж сразу и царская?

– Царевич к нам сватался… третьего дня…

– Который?

– Всамделишний!

От оно как!

Царевич, значится.

Всамделишний.

Сватался. Третьего дня. А я чегой-то и не упомню этакого.

– Надо же, какая удивительная новость, – произнесла Люциана Береславовна, – и вы, конечно, согласились?

– Кто ж царевичу откажет!

Я. И царевичу, и царю, коль нужда выйдет… ох, любезнейшая моя Ефросинья Аникеевна, пущай только заклятье с меня спадет, тогда-то и скажу я всего, чего на душеньке накипело.

И про замашки твое боярские.

И про холопов с холопками…

И про сватовство этое, об котором я в первый раз слышу.

– Верно… верно… и значит, царевич потребовал, чтобы вы Зославу забрали?

– Так… – бабка ненадолго смешалася. – Верно, он молвил… где это видано, чтоб царица будущая в Акадэмиях каких-то ошивалася? Чтоб по полю скакала в мужских портах… чего потом люди говорить будут, а?

– Действительно… аргумент…

– А еще ежель уморит кто?

– Кто? – скрипнуло креслице.

– Недруги. Завистники. Небось каждой девке в царицы охота! А Зославушка у меня тихая, незлобливая… Потравят, после что?

– Что?

– Ничего. Не бывать мне царскою тещей, – сказала бабка, вовсе меня дара речи лишив. Значится, вот об чем она печалится.

Что царскою тещей не побудет.

– Да, понимаю… а вам очень хочется?

– Так… когда ж еще…

– Знаете, Ефросинья Аникеевна… – и такой у Люцианы Береславовны голос ласковый сделался, что у меня по спине мурашки побегли. А ну как даст она сейчас бабке огненным шаром по голове, аль еще какую волшбу учинит, спесь лишнюю сбивая.

У бабки ж сердце слабое.

Нет, я б и сама, конечне… но по-свойски, без чароплетства…

– …мне весьма любопытно было бы послушать… от близкого человека… я, безусловно, понимаю, что вас обязали хранить все в тайне… позволите угостить вас чаем? Травяной, я сама составляла. Слышала, что вы в травах большой специалист. Это по внучке вашей заметно…

– Она у меня разумница…

– Но молода… к сожалению, нынешняя молодежь несколько… как бы это выразиться, легкомысленна… полагают, будто бы сами способны со своей жизнью сладить.

Что за речи такие предивные?

А пятка вновь засвербела. И глаз левый задергался, меленько так, часто. Неприятственно – страх.

– …то из дому бегут… ищут чего-то… то любовь приключается с неподходящей личностью… пробуйте чай.

– Малиновый лист?

– Ежевичный… и еще немного цвета морошки…

– Вишневые веточки?

– Куда без них.

– Чабрец и душица… я одно кладу, чтоб аромат не перебивали.

– Несомненно, попробую в следующий раз. Спасибо за совет… – Люциана Береславовна говорила так, будто бы и вправду нуждалася в советах бабкиных. И теперь было в голосе ее нечто этакое… не боярское. Небось так приказчик в лавку зазывает… разве что не кланяется.

С чего б?

Неужто про тещу поверила?

– Приятно встретить понимающего человека, – меж тем молвила бабка снисходительно. – Оно и вправду беда. Взопрется в голову девке, что влюбленная, и все… застить очи этая любовь, ни об чем слыхать не желают.

– Не понимают, что одной любовью сыт не будешь, – поддержала ее Люциана Береславовна.

– А то! Была у нас одна такая… супротив батькового слова пошла. Замуж выскочила за голодранца, а после плакалася, что в хате – шаром покати…

– Ужас какой!

– И этая… я пишу ей, пишу… нет, втемяшилося в голову, что любит… и кого? Пусть бы хорошего человека выбрала, уж тогда б я ей ни словечка не сказала. Благословила б, как оно есть… к ней же солидные люди сваталися, а она… выбрала голодранца. Ни кола, ни двора… ни совести.

Это она про Арея?

Да у нее самой совести…

– А еще и тать. Весь город только о том и шепчется, что он пятерых зарезал, когда от хозяйки сбегал. Она сама не иначе милостью Божининой спаслася… а еще и подворье спалил.

– Кошмар.

– Вот! Ксения Микитична уж до чего женщина учтивая… сама ко мне явилася… мы с нею чаи пивали, на брусничном листе и с клюквою сушеной. Оно кисленько выходит, но если с медком, только липовым, чтоб духмяный. Иного-то качества негоден будет, перебьет аромату…

– Учту…

А у меня и правый глаз заморгал, то ли от злости, то ли от беспокойствия.

Помню я Ксению Микитичну с ласковыми речами ейными, уж она-то отыскала слово верное, чтоб Арея очернить… и ладно бы, если б только его.

Ох, нельзя было бабку в столицу волочь.

Что теперь?

В Барсуках ей делать нечего, да и не выдержат родные Барсуки цельной тещи царской.

– И уж она-то так плакалась… просто-таки сердце рвалося… хорошая женщина… одна осталася, горемычная, с хозяйствием, с сыном малолетним на руках. И с этим, прости Божиня… и ведь по-доброму… в дом взяла, хоть бы и обижена на мужа была. Но решила, что дитятко не виновное… только змею на груди пригрела.

Это кто там еще змеею был?

А Люциана Береславовна лишь вздыхает сочувственно.

– В доме от него никому спасу не было. А как на конюшню спровадила, чтоб поуспокоился да место свое понял, так он со злобы, не иначей, всех коней потравил…

– Невероятно…

И туточки я с Люцианой Береславовной всецело согласилася: быть того не может.

– Она ж потом в ноженьки царице кланялась… справедливости испрошала, чтоб защитила она ее и сыночка малолетнего…

…оный малолетний по полигону давече козой скакал… иль козлом правильнее будет сказать?