Михаил Француз - На пороге мира

Леонид сразу же забрался в кресло первого пилота, подогнал его под себя, пристегнулся страховочными ремнями и радостно сообщил всем.

— Сейчас будет весело! Кто не найдет, к чему себя пристегнуть — гарантированно сдохнет, превратившись в качественно отбитый кусок мяса! — затем включил громкую связь с салоном лайнера.

— Господа пассажиры! С вами говорит неадекватный, на всю голову отмороженный дебил, добравшийся до пилотского кресла! Через восемь минут я стартую и буду экстремально получать удовольствие, ломая этот лайнер и разнося космодром. Мне будет по кайфу, вы будете дружно блевать и падать в обморок. Даже самые крепкие из вас. Но мне будет на это совершенно наплевать, ведь по кайфу же! Ну а уж кто не пристегнется — я не виноват! Светлая тому память, вечный покой. Итак время пошло! — с интонациями, которых Лена отродясь от Отмора не слышала, вещал он на весь лайнер. И сомнений в его словах не возникало ни малейших, так как в голосе его слышалось настоящее неподдельное безумие и безумная радость.

Он выключил тумблер громкой связи и повернулся к товарищам по приключению. И безумия в его взгляде не было, оно выключилось, словно тем же тумблером, что и громкая связь.

— Я сейчас на полный безопасный для человека максимум врублю искуственную гравитацию и компенсаторы перегрузок. Но так, как мы будем танцевать практически на поверхности планеты, прикладывать будет все равно жестко. Так что готовьтесь, — сказал он, в то время, как его руки уже отправляли команды на прогрев движетелей и проверку всех систем лайнера. — Лен, дай пожалуйста мои очки. Сейчас они мне будут очень нужны.

Девушка безпрекословно выполнила эту просьбу. Вообще, с самого первого удара смычком, Лена смотрела на Леонида странно. С диким желанием и возбуждением, но одновременно с таким же диким страхом и ужасом. А еще с готовностью умереть, но идти сейчас с ним до конца.

— Сейчас я буду чудить. Постарайтесь не впадать в панику и не вмешиваться, ломая мне игру. Сразу предупреждаю: это будет отвратительно, возмутительно и провокационно. Но только так, максимально дерзко и на кураже мы имеем шанс победить. «Победить и выжить, чтобы победить снова».

— Все плохо? — решился задать вопрос Иван.

— Даже хуже, — не стал пытаться развеять его сомнений Леонид. Причем руки его жили в этот момент собственной жизнью: он достал из чехла с ноутбуком еще три кольца-манипулятора и надел два на большие пальцы обеих рук, одно на указательный правой руки. А дальше раскинул видимую только ему одному виртуальную клавиатуру, или даже не одну, и словно пианист, играл на клавишах, одному ему ведомую композицию. — Мы на планете, где идет вялотекущая гражданская война. Правительство — военная диктатура. Космодром — единственный на всю планету. Станция дальней космической связи, так же одна. И планетарные ПКО не дадут нам подняться выше пятисот метров над поверхностью. А у нас только общая длинна от носа до хвоста — сто и размах крыльев восемьдесят пять. Плюс на самом космодроме полно тяжелого вооружения, в том числе и ракетного. Без хорошего куража нам никак…

— Понятно, — сглотнул внезапно вставший ком в горле Иван. Тут Леонид включил одновременно и внешнюю и внутреннюю громкую связь.

— Я обращаюсь к правительству Комбоджи! — начал с ноткой безумия в голосе, но вполне официальным тоном Леонид. — Я являюсь гражданином Российской Империи, также как и шестьдесят восемь пассажиров на борту. Нас против нашей воли доставили на эту планету преступники. Требую немедленно открыть воздушное пространство для нашего взлета и не препятстовать возвращению нашего борта на родину в порт приписки Новопитер планета Терра! Тогда, обещаю, мы уйдем тихо, без политического скандала. В противном случае, если мое требование не будет выполнено через десять минут, я остаюсь на планете, у вас больше не будет космодрома, а не позже чем, через двадцать четыре дня, у вас будет новое правительство! Время пошло, — проговорил он на русском. Затем повторил на английском. И в третий раз на кхмерском. Иван только диву давался, от таких его обширных познаний в языках.

— Теперь ждем восемь минут, они естественно не соглашаются, но дипломатически у нас разявязываются руки. Сможем оправдаться потом, даже если планету взорвем к херам, — сказал «Вежливый Кролик», поправив указательным пальцем очки. Ругательство в его исполнении звучало… экстравагантно. И непривычно.

Леонид замолчал. Таймер, запущенный им, неумолимо отсчитывал по громкой связи секунды отведенных десяти минут.

— Кто вы такие? — решил задать, пока еще можно, главный беспокоящий его вопрос, Иван. — СИБ?

— Не бойся, Твоё Императорское Высочество, — усмехнулся Леонид, продолжая что-то сосредоточенно «наигрывать» на виртуальных невидимых остальным клавишах. — Я именно тот, за кого себя выдаю: скрипач Жестянкин Леонид Васильевич. Мы с Ленкой просто хотели слетать на Ривьеру. Ты подвернулся совершенно неожиданно и спутал все карты.

— И все же? Раз вы про меня все знаете. Кто вы? СОИС? СИБ? — настаивал Иван.

— Ленка из СИБа. Вчерашняя выпускница Академии. В отпуске она между заданиями.

— Это правда? — повернулся Иван к Гонцовой. Та утвердительно кивнула. — А ты? Ты кто такой? Такие навыки… Я даже не слышал, чтобы кто-то мог вот так… Как ты.

— Кадет я недоучившийся. Училище Армейской Контрразведки и Спец. Связи. Отчислен. Контракт разорван. Так что сейчас я никто. Просто скрипач, ехавший на Ривьеру с девушкой.

— Слишком круто для простого скрипача…

— А я не простой! Я талантливый! — рассмеялся Леонид. Как раз в этот момент таймер начал отсчитывать крайнюю минуту из ультиматума. Жестянкин положил руки на рычаги штурвала, плавно, без спешки, нежно но уверенно, как в крайние дни клал на грудь своей любовницы.

Лайнер не дернулся, не вздрогнул, почти не сместился. Но приборы показывали, что шасси убрано, двигатели вышли на малую мощность и сейчас вся громада лайнера висит на них в паре метров над покрытием космодрома.

Лёня передвинул другой рычажок на несколько делений, выставляя его в понятную ему одному позицию, и искуственная гравитация буквально вдавила всех, находящихся на борту людей в кресла.

Время вопросов кончилось.

Лайнер начал приподниматься на стартовых антигравах и разгонных двигателях одновременно, но делал это неправдоподобно медленно, словно эти две движущие силы не помогали друг другу, а наоборот мешали. При том, если судить по дрожанию воздуха под корпусом, разгонные движки были уже чуть ли не на маршевом режиме.

Корпус пошел «волной» и засеребрился активированным ферритовым слоем.

— Время вышло. Вы упустили свой шанс… — раздался по громкой связи на весь космодром веселый звонкий почти детский голосок. — «Дождик, дождик, хватит литься, Лёня хочет веселиться!!! — весело и задорно прокричал этот голос. А потом зачитал английскую версию.