Михаил Пузанов - Два мира(СИ)

Два мира

Два мира есть: один, другой. И что бы ни было помимо, Небесный мир и мир земной - Источник и удел - едины.

Мир детских сказок, грез и слов, Догадок, мыслей и теорий. Мир звезд, природы и ветров, Планет, комет и метеоров.

На тонкой грани между них Героев сказок, мифов, песен Встречаем мы во снах своих, Уверенных, что мир - чудесен.

Казалось, всё - ушло, забыто, В руинах - мифы, замки, сны, Рациональность - победитель, Копьем сражен дракон мечты...

Но лист, упавший с древа жизни, Безмолвным ветром был спасен - Кленовый лист надежд и истин В союзе с млечным серебром.

От автора. Не имеет смысла проводить параллелей или искать сходств. Эта история - от начала до конца - сказка. Как, впрочем, любая книга. И сам автор для нее - лишь "летописец", наблюдающий пути и поступки своих героев наравне с читателем и старающийся рассказывать о них объективно. Сказка - это чей-то сон наяву, способ объяснить слишком сложные вещи простыми словами и образами без существенной потери смысла. Получилось это у меня или нет - не знаю. Невозможно судить самому - со стороны всегда видно лучше, так что любые мнения и оценки были бы интересны. В заключение просто повторю традиционную формулу: все герои, события и ситуации - плод авторского воображения, совпадения - случайны.

Ты - кузнец, и ты не менял привычек, Тянет гулкую песнь мех под ногой... Ты - кузнец, а каждый кузнец - язычник, Брось же крестик в огонь! (с) Олег Медведев, "Крестик"

Пасмурный вечер. Асфальт укрыт ковром грязных луж. Небо, отражающееся в них, тоже кажется грязным. Мутным. Неестественным. Возможно, оно на самом деле такое. Или, быть может, просто переживает не лучшие времена. А лужи лишь честно показывают неприглядную правду.

Еще один шаг. Брызги. Во все стороны - капли, вылетевшие из-под каблука. Вика не любила туфли с ровной подошвой, равно как и на шпильке. Зачем впадать в крайности? Зелено-карие глаза скользнули безразличным взглядом по небу. Пустое и хмурое, да еще и прохудилось. Волосы окончательно промокли - болтаются теперь спутанные русые пряди, как водоросли. Ну да ладно - позаботиться о красоте время будет еще, потом, когда доберется по сумеркам до своей комнаты в общежитии.

Еще несколько шагов. Слева притормаживает раздолбанная напрочь "тойота", водитель открывает окошко. Призывной, натянуто дружелюбный голос:

- Девушка, вас подвезти?

- Куда я иду, там тебе не припарковаться, - Резко бросила в воздух Вика. Попутно она скосила глаза в сторону окна машины. На лице парня отпечаталось недоумение. Видимо, раньше его просто посылали матом. Ну и ладно, пусть напряжет мозги - полезно для общего развития хоть иногда ими пользоваться.

- Ты, это, подвал что ли ищешь? - И глупый хохот. Чего и следовало ожидать. Еще один баран - и шутки соответствующие. Теперь все такие. Молодые - нищие бараны. Во всех смыслах - нищие. Тридцатилетние - возмужавшие бараны со средним достатком, но все такие же нищие душой. Иногда оба типа сочетаются тем или иным способом. Неизменным остается одно - на каждую сотню баранов приходится только один более-менее сообразительный человек. Но, к сожалению, чем сообразительнее - тем несчастнее.

- Подвал крысы ищут. Люди ищут счастье, - На этих словах Вика резко свернула на заросшую сорняками тропинку. "Тойота" вместе с ее водителем исчезла из виду. Постепенно утих и шум остальных машин за спиной. Тропинка уводила двадцатилетнюю студентку филфака в тихую рощу. Прямо за ней стояла испокон веков старая церквушка. В советские годы двери ее долгое время оставались заколочены, но в конце 90-ых нашлись в городе добрые люди - обратили внимание на всеми забытый дом Божий. Церкви подарили новую жизнь: покрыли облупившиеся местами стены свежей краской, починили деревянную лестницу, ведущую в храм, и отреставрировали внутреннее убранство. Видимо, это был какой-то иной класс людей: не бараны, но с достатком. Правда, в эту теорию Вика не верила - скорее всего, кто-то из зажиточных просто грехи перед небесами замаливал. Теперь это модно.

Рощу она прошла быстро - и остановилась перед церковью. На фоне невыразительно-серого неба бело-голубое здание казалось ослепительно чистым и сияющим. Даже купол золотился ласковым светом, несмотря на полное отсутствие Солнца. Вика улыбнулась. Она с презрением относилась к нынешним церквям, но эта - сказ особый. Кто бы там ни возродил ее, оплот еще не успели "запачкать". Здесь было запрещено заниматься ростовщичеством - иконками и свечками не торговали. Свечи мог свободно взять каждый прихожанин, нужно было лишь честно, глаза в глаза, подтвердить батюшке, что приложил все собственные силы перед тем, как просить о помощи Господа и святых его.

Вика очень хорошо помнила батюшку Павла: осанистый мужчина с седыми волосами, неуловимо похожими на львиную гриву, и внимательными голубыми глазами, словно бы две искры ясного весеннего неба, только что пролившегося на землю щедрым дождем. Ему было уже далеко за семьдесят, но батюшка, сколько раз ни приходила она в церковь, всегда казался ей наполненным жизнью и мечтами с избытком. Словно бы и не старился совсем с годами. Вика понимала - этот человек служит Господу от всего сердца, стараясь все свои силы и идеи посвятить делу, в которое верит. И Мир, его невидимое сердце, платит батюшке той же монетой, не позволяя стареть ни душой, ни телом до самого исхода из жизни. Возможно, эти мысли выглядели совсем не по-христиански и показались бы иному верующему каким-то полуязыческим домыслом, но Вике было все равно - она чувствовала свою правоту и соблюдение канонов веры ее волновало мало. Человек верит для того, чтобы увидеть в мире и себе нечто большее, чем заметно глазу, - так она считала, и эта мысль не позволяла ей опуститься до уровня чьих-то личных толкований таинств Мира и Бога. Хоть и открывали тайны признанные служители церкви - они были такими же людьми, пусть и весьма начитанными, но их мнение при этом оставалось лишь точкой зрения на непостижимое умом. Вике же соображений подобного толка хватало и своих - природа не обделила ее ни умом, ни сердцем, а их, вместе взятых, девушке казалось достаточно, чтобы и самой разобраться: где правда, а где - заблуждения.

Однако отец Павел ее поразил - отнюдь не исключительным знанием "краеугольных камней" христианства или обрядов церкви. Нет, он удивил девушку своей способностью понимать и чувствовать саму веру: ощущения, переживания и сомнения искренне верующего человека. Вика не раз разговаривала с батюшкой и хорошо помнила, какими глубокими и мудрыми могут быть его глаза, и как просты истины, что он высказывал открыто, не стремясь облачить их в какие-то сложные и недоступные пониманию "простого смертного" слова. И еще - встречаясь лицом к лицу с этим человеком, она просто не способна была ему соврать. Казалось, в присутствии батюшки просто невозможно лукавить: ни его обманывать, ни саму себя - душа не позволяет так поступить.