Александр Горохов - Широка страна моя родная (СИ)

Долина здесь сужается, её прикрывают довольно крутые горы, образуя ограниченный скалами угол. А впереди уже солидный блок-пост из бетонных блоков. За ним — пара железных ворот, одни для автотранспорта, другие для железнодорожного. И трёхметровый бетонный забор, упирающийся своими концами в скалы. Где-то в полукилометре от ворот в обе стороны — по бетонному ДОТу. Да здесь не только батальон, здесь полк пехоты вряд ли прорвётся! Если без танков, конечно.

При въезде на территорию за забором, шмонали и нас, и машину. А поскольку Васенко уже вышел навстречу, долго ждать его прихода, как того требовал ещё не отменённый приказ Воздвиженского, не пришлось.

Мужчины обнялись с Григорием Никитичем, как старые друзья. А разве не так? Сначала опасный морской переход, потом трудный перелёт и особенно — безумная посадка «летающей лодки» на шоссе. Столько вместе пережито!

Серый, подсадив провожатого из числа солдатиков, поехал с ним к «штаб-квартире», как в шутку охарактеризовал административное здание Васенко, а мы всей компанией решили пройтись пешочком по тенистой аллейке, слушая рассказ начальника Лаборатории о том, как он здесь готовился к отражению нападения.

Документы нам оформили молниеносно. В том числе — на три комнаты в общежитии: нам с Наташей, Анатолию с Андреем и Людмиле.

Казармы роты охраны, дом офицерского состава и общежития для персонала располагались в отдельном секторе, ближе к внешнему забору. Почему внешнему, а не просто к забору? Да потому, что был ещё один, внутренний, отделяющий, так сказать, промышленную зону от жилой. И проходной в промзону являлось как раз административное здание.

Кабинет начальника Лаборатории по здешней административной «моде», на которую я уже обратил внимание, располагался в торце здания на верхнем, втором этаже, и его окна выходили на обе стороны. Нет, вру. На три. Два окошка с торца глядели на горный массив с крутыми скалистыми склонами.

Как рассказал Васенко, первые год-другой Переход в этот мир находился немного подальше, примерно там, где сейчас стоит второе КПП. Позже его перенесли внутрь скального массива, перефокусировав установку в Межгорье. Для этого пришлось пробить штрек в скале, а когда грузо— и пассажирооборот между мирами приобрёл промышленные масштабы, ещё несколько. Тогда же выстроили и ряды ангаров, где происходила сортировка и перевалка грузов. Там же, в промзоне, находился и пассажирский терминал, а также карантин для вновь прибывших. При карантине действовала и медсанчасть, где теперь будет работать «моя сестрёнка».

Территория Лаборатории вместе с жилой зоной оказалась весьма приличной, около пары квадратных километров. Григорий Никитич объяснил это тем, что, в отличие от Орденских Баз, здесь шёл и обратный поток грузов. Именно поэтому даже железную дорогу до Советска сразу же прокладывали двухпутную. А на территории промзоны находилось небольшое депо. Ныне депо законсервировали, а подвижной состав перевели в столицу.

К Лаборатории подведена и отдельная ЛЭП от ГЭС на реке Белой, плотина которой находится значительно ниже Советска. А на случай аварийного отключения электричества имелась и мощная дизель-электростанция, способная обеспечить питанием не только городок, но и оборудование Перехода.

— Какие у нас планы? — поинтересовался я, когда наш «экскурсовод» закончил свой рассказ.

— До четырнадцати часов занимайтесь обустройством. А в четырнадцать ноль-ноль прошу быть на проходной в промзону. Получите пропуска: вы временные, а Людмила Ячнева постоянный. Потом она отправляется в медсанчасть оформлять документы и проходить медосмотр, а мы идём в зал управления одного из штреков. Проверяем аппаратуру, настраиваем технику, и в полдень начинаем.

— Ой, а можно я с вами? Ну, хоть на минуточку, хоть одним глазком взглянуть! Я медкомиссию пройти и документы оформить могу хоть прямо сейчас: всё равно у меня вещей почти никаких, я их и потом растолкать по полкам смогу!

Васенко вопросительно посмотрел на Люду, а потом на меня.

— Ну, Григорий Никитич, ну пожалуйста!

— Ох, Ячнева! Ох, чувствую, нахлебаюсь я с тобой горя! — засмеялся Васенко. — Это ж секретный объект, а тебе всё детские игрушки!

Девушка начала было скисать, но начальник Лаборатории сменил гнев на милость.

— Ладно уж! Поприсутствуй при историческом моменте!

Сам разрешил, сам теперь и отбивайся от кинувшейся на шею девчонки!

Сошлись на том, что она из МСЧ придёт к проходной, чтобы поменять пропуск на карточку с шифром-штампиком, разрешающим разовый проход в Гору.

Общежитие больше напоминало старый санаторный номер: две кровати (я проверил — в одну широкую сдвигаются!), стол, пара тумбочек, пара стульев, выход на длинный, во весь этаж, балкон, перегороженный заборчиками в два прутка арматуры. В прихожей — встроенный шкаф для одежды, ещё один в комнате, придвинут к стенке санузла. В санузле унитаз, раковина и закуток с лейкой душа и дыркой в полу для слива воды, старенькое зеркало над раковиной. Санузел внутри полностью отделан простенькой коричневой кафельной плиткой.

Постельное бельё получили у коменданта, спокойной доброжелательной женщины лет пятидесяти, представившейся как Нина Фёдоровна. Она же нам рассказала, что в пристройке, соединяющей два корпуса общежития, работает столовая. Но действовал сейчас только один, хотя «администрация» (они так Васенко называют, что ли?) предупредила, чтобы второй корпус тоже подготовили к заселению.

— Ну, наконец-то! — не сдержала эмоций Нина Фёдоровна. — А то сколько можно прозябать?! …А я вас узнала! Я вашу фотографию в газете видела! Так вы именно для того, чтобы Переход восстановить, сюда приехали? Ой, раскАжите потом, как всё прошло?

Пожалуй, вечером все уже будут знать, и кто мы, и зачем, и как всё прошло.

Обыденно всё прошло. Протопали по длинному коридору в горе, поднялись по лестнице в просторную комнату, расположенную над железнодорожными путями и заставленную шкафами с оборудованием. Васенко дал отмашку техникам, которые принялись щёлкать тумблерами и нажимать кнопки на шкафах и большом полукруглом пульте управления. Радист настроил рацию на указанную мной частоту, и пробежал глазами по короткой колонке пятизначных цифр.

Толстое стекло достаточно хорошо ослабляло звук, и уже знакомого воя установки мы почти не слышали. Да и арки с жёлтыми цилиндрами, виденной нами с Наташей при Переходе из Москвы, не было. Вместо неё — утопленная в облицовку тоннеля металлическая полоска по кромке ровной бетонной стены в конце коридора.

Не было и «ртутного» колеблющегося зеркала, образующегося при открытии канала. Просто серая стена посветлела и стала похожей на обычное настенное зеркало, в котором отразился слабо освещённый коридор и наш «скворечник». Никакого дрожания, никаких волн по поверхности. Может, из-за более стабильного состояния Перехода, чем этого удалось добиться учёным Ордена?