Мэттью Фаррер - Перехламок

В хижинах и полуразрушенных комнатах, которые мы миновали, шевелились и бормотали люди. Нормальные здания в Шарлатауне были только по берегам Грязноречки, а кроме них, тут стояли только руины и кучи обломков, старые разоренные жилблоки и остатки завода. С каждого здания свисала головокружительная смесь вывесок и плакатов, рекламирующих людей, что дали Шарлатауну имя: гадалок, липовых духовных целителей-крысокожих, писцов, аптекарей, которые наверняка и в глаза не видели настоящего медпака, произведенного в Городе-улье, но драли столько, будто сами его изобрели. Мы прошли мимо потрепанной таблички, заявляющей, что ее владелец готов за деньги отыскать для вас затерянные склады археотеха, используя древний амулет крысокожих. В тишине стук металлической ноги Хетча почти гипнотизировал.

Так продолжалось, покуда тишину не разорвали крики и вопли откуда-то спереди. Я заморгал, потом перешел на бег: прямо за углом находились комнаты Нардо. И тут же влетел в спину Разжигателя впереди меня, который тут же развернулся и упер мне в лицо раскрытую ладонь.

— Ты не должен обгонять нас. Мы пришли вместе с тобой в эту сточную яму, это уже достаточно скверно. Нам еще долго придется выжигать грязь из своих душ. Не загоняй нас в засаду.

Я сглотнул, подождал, пока он не уберет руку, и поспешил занять свое место, когда все трое еще плотнее сомкнулись вокруг меня и пошли еще медленнее, чем раньше.

Спереди донесся взрыв смеха и лязг листового металла. Я приплясывал, пытаясь выглянуть из-за плеча идущего впереди Разжигателя. Разумеется, это было именно то, чего я боялся.

Двери люка, ведущего к комнатам Нардо, ниже уровня улицы, были широко распахнуты, а одна створка сорвана с петель. Рядом собралась небольшая толпа орущих и перекликивающихся людей, под ногами которых была разбросана всякая всячина. Она раскатывалась по сторонам, ее топтали. Одеяла, смятые коробки, столовые приборы, рваная одежда. Я узнал некоторые вещи Нардо.

Шаги Разжигателей ускорились, и меня снова пихнули, на этот раз в сторону, на середину улочки. Я ждал, что они сблизятся с толпой и начнут делать то, что положено делать городским стражникам — расталкивать их, орать на них, может быть, долбануть кому по черепу, если понадобится. Но это ведь были Разжигатели Фолька.

Огнемет снова откашлялся раскаленным потоком белого газа, и раздались вопли: одежда сгорала на спинах, внезапно почерневших и покрывшихся волдырями. Идеально, по-бандитски, подстроившись под него, другой боец шагнул вперед и спокойно нацелил свой обрез. Он загрузил в него «горячие» снаряды, человековарки, которые вспыхнули новым огнем посреди толпы, достаточно ярко, чтобы у любого подульевика заболели глаза. Они подсветили толпу, которая с криками побежала прочь. Пистолетчик, тот, что показывал мне свои изуродованные руки, начал реветь что-то бессвязное, когда толпа попыталась рассыпаться, что-то про гордую стойкость и отвагу перед лицом искупления, а потом стал стрелять им в спины. Он свалил по меньшей мере семерых, мужчин и женщин, а потом, тяжело дыша, вытащил длинный, заточенный с одной стороны меч и пошел добивать раненых.

Позже я думал о людях, которые погибли под его клинком или под топором, с которым к нему присоединился стрелок с дробовиком, и задавался вопросом, знал ли я кого-то из них. В Шарлатауне был изготовитель лекарств, у которого я купил тоник, излечивший мой лодочный кашель. И писец, который сдал мне коридор для сна, когда я только пришел в Перехламок, и написал для меня письмо отцам города. И еще другие.

Но это было позже. А тогда все эти фигуры на улице были людьми, которые пытались добраться до моего друга. Я зажал флягу под одной рукой, взвел пистолет большим пальцем другой и помчался через улицу.

Мне повезло не треснуться головой о притолоку, когда я ввалился внутрь, и не сломать лодыжку на непритоптанном земляном полу. Это был маленький квадратный подвал, он же прихожая, который соединял улицу с полудюжиной других комнат, бывших кладовок. Прищурившись в темноте, я разглядел свет и услышал голоса, доносящиеся от выбитой двери Нардо.

Я сделал три шага, когда рядом раздался всхлип, и крутанулся на месте, судорожно вскинув пистолет. Это была женщина, едва взрослая, с маленькой девочкой на руках, жавшаяся подальше от меня. В случайно вырвавшемся из-за двери луче фонаря я увидел, что ее ноги перекручены рядом старых и скверных переломов. Потому-то она и не сбежала. Мои глаза привыкали к тьме, и я смог различить вокруг нее импровизированные постели и небольшие кучки вещей. Нардо говорил, что три семьи платили за право делить этот подвал. Я потряс головой, давая понять женщине, чтоб больше не шумела. Она поняла и прижалась лицом к лицу девочки, обняв ее. Я оставил их и шагнул к двери.

Лицо Нардо в желто-белом круге света от фонаря. Правый глаз закрыт и подернут коркой, нос сломан, губы разбиты и распухли. Это были старые раны. Через его лоб ползло острие ножа, нанося новую.

Человек, нависший над ним, был массивным, с покатыми плечами — просто темный ком в отсвете фонаря, но волосы и борода у него были такими же бледными, как у меня.

— Воды нет, — это говорил Нардо. От разбитого рта его обычное бормотание стало густым, как клей. — Говорил вам всем.

— Грязная лживая крыса, — почти нежно прорычал толстяк. — Вот что я тебе скажу. Мы знаем, что ваша порода — люди умные. Умные и шустрые. Не правда ли? И мне не нравится думать, что ты не настолько умный и шустрый, что не наворовал себе нашей воды так же, как отцы города. Мне нравится думать, что единственное, чего не хватило всем остальным, это настойчивость.

Все остальные. О, призраки улья, прости меня, Нардо.

Нардо помотал головой. Острие ножа сдвинулось еще на сантиметр, и потекла кровь.

Я видел отсюда сообщницу толстяка. Женщина, замотанная в полосы темной ткани, увешанные талисманами крысокожих и битыми фрагментами техники. Кто-то из Шарлатауна. Я врезался в нее плечом с разгона, целясь низко, чтобы она не могла наклониться и погасить удар. Она полетела прочь воющей кучей рук, ног и длинных черных волос, и они все свалились грудой — Нардо, женщина и толстяк. Жирный замахал ножом, схватился за кобуру на бедре, и я полностью вошел в комнату, приставил маленький стаббер к его лицу и раскрасил им стену. Полшага назад, чтобы навести ствол на женщину. Я хотел сказать ей, чтоб проваливала, но она оскалилась и хлестнула проволочной пилой в сторону моего лица.

Каким-то образом второй выстрел показался гораздо громче, чем первый.

Я стащил мужчину и женщину с Нардо, стонавшего от боли под ними. Снаружи забормотали скрипучие голоса Разжигателей. Потом я поднял фонарь толстяка и посмотрел на стаббер. Осталась одна пуля. Наверное, надо было попытаться воспользоваться ножом. Или позволить Разжигателям заняться тем, за что им платил Стоуп. Почему-то я был рад, что сделал это так, как сделал.