Мэттью Фаррер - Перехламок

— Хармос передал их мне, пока мы вас ждали, — продолжил Йонни. — Тэмм, Мутноглаз и Венц уже знают, мы с ними поговорили, когда они вернулись из Жерновых Нор.

Йонни огляделся, вздохнул и тряхнул головой, указывая нам, что надо идти за ним вниз.

Наше небольшое собеседование проходило в том, что Мутноглаз с недавних пор называл «галереей блюдолизов» — комнатах на один пролет выше, чем атриум бункера. Их довольно сильно повредили бои во время налета, когда остатки стражи попытались контратаковать, а охрана бункера думала, что еще может отбиться. Ни один из выживших отцов города не хотел возвращаться в эти комнаты, где на стенах еще зияли свежие следы от пуль и бомб. Зато здесь поселились стайки их приятелей и второстепенных подручных, надеясь, что им удастся легко и просто занять вакуум власти, образовавшийся после налета.

Когда Мутноглаз дал галерее это название, он пошутил, что налет не мог так уж сильно подорвать дух старого Перехламка, если здесь по-прежнему так много жадных упырей, готовых захватить эти комнаты, когда мозги их прежних хозяев еще не оттерли с пола. Остальные не нашли эту шутку особенно смешной. Напуганные и злые лица самоназначенных лакеев того, что осталось от нашего правительства, были лишь еще одним признаком того, что в городе большие проблемы, и все.

Мы остановились на ступенях, не доходя до атриума. Он был вырыт ниже уровня улиц, так что если бы кто-то вышел по делам наружу, мы бы могли увидеть сквозь оконные прорези их ботинки. Но там никого не было.

— Вы знаете, что это все из-за воды, — сказал Йонни.

— Что, правда? Да я и подумать такого не мог.

— Хватит, Кэсс. Я не могу, ну то есть, мне сказали… — он бросил взгляд вверх и понизил голос до хриплого шепота. — К черту. В общем, вам двоим я могу довериться, но больше никому, даже другим фонарщикам, ясно? Лучше в ближайшее время точно не станет. Поселения выше по Колодцу слишком боятся второго налета, чтобы помочь нам с насосами, так что все, что мы можем с ними сделать, нам придется делать в одиночку. Нормирование только начало работать, а Гарч возвращается с пустыми руками.

Это нас поразило. Гарч должен был привести свой караван от Причала Ловцов с запасом воды на целый месяц. Люди шумели на улицах от радости, когда пришла новость о том, что он отбился от засады Хелико и его людей.

— Причал — это тупик, — сказал Йонни. — Помните, что это только между нами? Точно помните? Хорошо. Да, Причал на грязевом озере. Это правда, что они очищают для себя воду. Но машины у них — дерьмо, их едва хватает на маленький городок. Впереди каравана прибежали скороходы, и они говорят, что Гарчу едва удалось раздобыть достаточно воды на обратную дорогу.

— И как все это относится к нашим приказам? — спросил я.

— Это мало что меняет, Кэсс. Не прибавляет к ним ничего особенного, — он снова начал переминаться с ноги на ногу. — Они только хотят, чтобы вы теперь держали глаза нараспашку. Смотрели по сторонам. Хармос думал, что вся эта «вода для всех» сойдет на нет, но когда Гарч вернется пустым, наверняка станет хуже. Больше лозунгов, больше драк.

— Больше драк? — голос Нардо стал подозрительным.

— Уже были беспорядки у цистерны рядом с гильдейцами, какая-то возня вокруг личных запасов отцов, кто-то пытался… — Йонни оглянулся, — …кто-то пытался пролезть на плантацию Вилферры, чтобы подсоединиться к трубопроводу. Все пресекли, насчет этого не беспокойтесь. Ваши пайки в безопасности.

Мы переглянулись.

— Но такие вот собеседования теперь будут происходить каждый раз, как вы придете. Они хотят, чтобы вы докладывали о любых новых надписях, которые увидите, насколько свежими они выглядели, где они… короче, вы люди умные, сами знаете, что важно, а что нет. Касательно этих лозунгов или, ну, понимаете.

— Или что? — Нардо снова смотрел на свои пальцы, но вопрос был по делу.

— Или что-то еще, ну, подозрительное. Все, что вы видите и чем, как вы думаете, должна заняться городская стража. Вы люди умные, — снова сказал он, и его взгляд забегал между нами, — вы знаете, что сейчас такое время.

Я подписывался работать фонарщиком, а не шпионом. Эта мысль полностью сформировалась в моей голове уже позже, но чуял это я уже с самого начала. Я задался вопросом, надо ли мне докладывать про людей, которых я вижу в питейных заведениях, с кем и о чем они говорят. Или должен ли я подслушивать разговоры охраны на воротах, или торговцев на дороге Высокородных, или…

Я начинал сердиться, но из осторожности сделал лицо как у картежника. Нардо опять смотрел на свои пальцы, и, не успели мы оглянуться, этот разговор тоже закончился.

Никому не хотелось задерживаться в атриуме. Покрытие пола было обожжено выстрелами и заляпано кровью десятка попавшихся под руку отцов города и их лакеев, которых налетчики стащили вниз по ступеням и застрелили одного за другим. Последнее, что они сделали, это заставили остальных пленников смотреть, как их предводитель окунул свою перчатку в кровь и провел ею по карте Перехламка, нарисованной на длинной стене атриума. Ни один налетчик не сказал ни слова, но смысл и так был ясен.

К тому времени, как налетчики пробили и прожгли себе путь из бункера наружу и через Денежный мост, никто уже и не пытался с ними бороться. Большая часть города залегла на дно, охраняла то, что имела, и втихую мечтала о том, чтобы налетчики прошли как можно дальше от них. Организованное сопротивление закончилось с разорением бункера, и очень скоро люди, оказавшиеся на пути налетчиков, поняли, что их шансы — пятьдесят на пятьдесят в случае, если они попытаются сбежать или спрятаться — падают до нуля, если остаться и попробовать вступить в бой.

У бедолаг, которые охраняли Писцовую впадину, не было выбора, и шансов тоже. Шок, вызванный налетом, продолжался еще долго после того, как последние отблески бронзовых панцирей исчезли на восьмичасовой тропе. К тому времени, как вспомнили о бригаде во впадине, прямо на том пути, и выжившие стражники прекратили говорить об ополчении и все-таки собрали его, было уже слишком поздно. Водяная станция, как дружно согласились потом фонарщики, наверняка была в планах налетчиков с самого начала.

К тому времени я более-менее пришел в себя после взрыва в гнезде номер четыре, а когда ополчение вернулось, я уже кое-как добрался до своего потрепанного города. Я помню, как стоял, опершись о столб у восьмичасовых ворот, и, согнувшись пополам, одурело смотрел, как капля крови из носа падает в дорожную пыль передо мной. Мое восприятие все еще было смутным и медленным, и мне показалось забавным, что капля упала быстро и прямо, в то время как все остальное плавало вокруг. Помню, как я наблюдал за тенями, которые отбрасывал в свете привратных фонарей, и думал: «седьмой вырубился, наверное, кожух испорчен, а у нас на складе в бункере всего одна запаска».