Александр Плетнёв - Одинокий рейд

Одного взгляда на карту командиру «Таравы» хватило, чтобы понять: плевать русским на абордаж, и нет у них особого пиетета и тем более страха перед US NAVY! Пройдут под носом у «Таравы» с эсминцами, не взглянув в сторону чилийцев, прекрасно понимая, что никто не решится открыть огонь. А напоследок… эдакое проявление снисходительного благородства – пожурили аргентинцев: «ай-я-яй», отпустили их офицеров – словно недорослей одарив конфеткой, тем самым выставив Гальтиери подлецом перед своими же флотскими.

И даже в передачу раненых американцев на материк (по широте своей хвалёной русской души) сумели вложить какой-то эмоциональный смысл, и кое у кого из присутствующих здесь – на мостике промелькнула в глазах симпатия к северным варварам. Да и сам оценил.

Привычные звуки командного пункта тихим шелестом аппаратуры, систем вентиляции, каркающими обрывками команд и репетования проникали в него какими-то фрагментами, цепляясь за выступы и углы вбитого почти в инстинкт самоконтроля, оставляли след «всё нормально, всё штатно» и исчезали. То же самое и с приглушённым светом сквозь припущенные веки.

«Я как алюминиевый конструктор из советского детства: гайки, болтики, дырчатые сегменты. Мальчико́вая фантазия накрутила цельную конструкцию, а глянешь – просвечивается, дунешь – сквозняк. В голове, – Терентьев слегка пошевелился в кресле, словно проверяя себя – где он находится. – Задремал, что ли?»

Усталость подкралась незаметно, не наваливаясь, а примостилась рядом, подло клоня в полудрёму. Бодрящие пономарёвские таблетки всегда на него действовали сла́бо, просил две, но педант-доктор отказал, впрочем – был в своём медицинском праве. «Догадывался, что сразу две и проглочу».

Зная, что штурман колдует с картой, поинтересовался, даже не глянув в его сторону:

– Сколько нам ещё до территориальных Чили?

– При малых углах десять минут.

– Чилийцы скоро вопить начнут.

– Уже, – тут же подал голос дежурный офицер, – два на средних высотах – их разведчики.

– Что говорят?

– «Ваш курс ведёт к нарушению территориальности».

– Попроси их маневрировать, чтобы избегать имитаций атаки.

И снова нахохлился в своём кресле.

«Нифига не будет нам хорошо в старом Союзе. Все наши радужные воспоминания – это память прыткой юности и наивного детства. Быт окажется настолько серым, что выветрит всё ностальгическое у зрелых мужиков. А молодёжь-матросики уже вовсю воспитаны на чипсах, и это, чёрт побери, не аллегорический диагноз».

Вспомнил однажды привлёкшую рекламу в магазине: колбаса по ГОСТу Союза Советских….

Вот дума-а-ал: «Сейчас вкус “докторской” из детства! Ага! Ни цвета без красителей, ни вкуса без усилителей. Вот и будет – не аллегорический, а аллергический». И матом захотелось! И ещё раз позабористей!

«Да пёс с ней, с той колбасой! Интересно, а простые люди восьмидесятых: отзывчивые прохожие и душевные мужики в очереди к жёлтой пивной бочке – это случайно не миф, навеянный розовыми гормонами юности? В таком случае, если уж нас отфутболило на четверть века назад, почему бы и годков на молодость не отыграть? С сохранением знаний и опыта, естественно. Сколько навскидку сейчас мне было бы?! Неплохо! Хотя, если подобное омоложение в той же пропорции случилось бы, вон, например, с Забиркиным (матрос «сидел на радио» и как раз что-то «словил», привлекая внимание офицера), сейчас бы он беззубо пускал пузыри, едва ли справляясь с собственным энурезом».

– Что там?

– Мы его уже давно видим, – доложил вахтенный офицер, – судя по ЭПР [80] – корвет или фрегат. Передают: «Вы нарушили государственную границу Республики Чили».

– Извинитесь.

– Что?

– Передайте им: «Извините!» Хотя – нет. Стоп! Слишком издевательски будет звучать. Что, они ещё там?

– Требуют немедленно покинуть их во́ды.

– Штурман, что у нас с курсом?

– По правому траверзу мыс Горн, на румбе – 270. По прямой примерно ещё сорок миль будем в чилийских во́дах.

– Вот и передайте: «Наш курс ведёт к выходу из территориальных вод Чили».

Контроль за крейсером постепенно слабел. Липкое внимание недоброжелателей отступало, словно грязная вода в соляровой бочке, маслянисто стекая вниз, цепляясь за стенки тягучими полосами-щупальцами.

Совершенно не утруждали себя чилийские патрульные самолёты, по-тихому слиняв, доверив слежку за «русскими» корвету ближней береговой зоны. Корвет добросовестно болтался на волнах, сопровождая нарушителя, но только до нейтральных вод.

Довольно долго держали дистанцию американские корабли, но скорость «Петра» (даже несмотря на вынужденное противолодочное зигзагирование, отбиравшее несколько миль на генеральном курсе) была выше, чем у их флагмана – «Таравы». Излучение навигационных РЛС американцев медленно смещалось с левого траверза на раковину, в конце концов, обозначилось строго по корме, постепенно отдаляясь.

Недолго продержался и британский «Нимрод», потерявшись на радаре, бодро умотав в сторону острова Сан-Феликс.

За ночь крейсер обогнул южную оконечность материка, встречая утро уже в Тихом океане.

С рассветом притащилась двойка чилийских «Канберр» в зелёной армейской раскраске. Наре́зали полукруг, весьма близко и низко (на уровне антенн), так сказать, отметились сами и отметили для себя курсовой вектор русских. Убрались восвояси.

И наступила океанская глушь – ни самолета, ни посудины захудалой. Только волны, серые обрывки туч и ветер, который гонял всё это влагосодержащее неспокойствие с не меньшим усердием, чем и в Атлантике.

Русская поговорка о непростой связи человеческого разума с суточным циклом прекрасно работала и в южном полушарии, в такой несусветной дали́ от родных берёзок и осин. Утро оказалось (или казалось) мудреней ве́чера и тем более беспокойной ночи.

Для Терентьева – человека-жаворонка, утро внесло свежесть и ясность мыслей. Наверняка причиной этому было и то, что удалось поспать аж целых пять часов, «отбившись» за час до «утренней» вахты.

Вторпом [81]посвоевольничал – обстановка была спокойной, и командира подняли чуть позже оговоренного срока.

Доклады вахтенного и от командиров БЧ происходили ожидаемо и почти буднично. Американцы ограничились только локационной слежкой, всё больше отдаляясь, затухая сигналом РЛС по корме.

На крейсере решались задачи по восстановлению боеспособности, наведения порядка и замене повреждённого. Несомненно, важная, но текучка: банили орудия, переваривали рубочные двери, латали дыры в надстройках, вставляли остекление, много возни было на корме и, конечно, при устранении последствий обстрела из «Стингера».