Роман Носиков - ПЕПЕЛ В ПЕСОЧНИЦЕ

Максим пил мало. В основном наливал. Благодарил. Каждый приходящий хлопал по плечу и жал руку. Когда собрались все, молча встал и поклонился. Над ним засмеялись. Поздравили с новым назначением.

Не пришел только Жук. Он погиб на операции в одну из ночей, когда Максим пел себе колыбельные.

— Теперь они действуют по плану: устраивают набег, расставляют мины, устраивают засаду, дожидаются нашего прибытия, уничтожают как можно больше наших, а потом уходят.

Ибрагим сидел прямо на траве, по-турецки сложив ноги. В левой руке шампур, в правой — стаканчик с вином.

— Это может означать только одно, — они теперь действуют организованно. У них есть цель помимо грабежей и разбоев. Это значит, что есть и тот, кто управляет ими, ими при этом не являясь.

— Вопрос в том, что теперь делать.

— То же что и всегда.

— А что делали всегда? И когда это «всегда» было?

— Теперь это уже не бандитизм. Бандитов организовали, привели в стойло. Теперь это уже партизанская борьба. А это означает смену тактики. У наших должны быть наработки — Чечня была всего полвека назад.

— Представляю себе эти наработки.

— Интересно, что там сейчас.

— Думаю, что ничего хорошего.

— Хватит о работе, товарищи! — Поднялся раскрасневшийся от вина и костра Коновалец. — Время поднять тост «за тех, кого среди нас нет» еще будет. А сейчас выпьем за наше товарищество и за то, чтобы у нашего товарища, который завтра нас покинет, все было хорошо. Чтобы он нашел то, что ищет. Чтобы то, что он ищет, принесло ему счастье. За то, чтобы он никогда не забыл нас и наше братство. Ура!

От мощного, дружного «ура!» дрогнули листья на деревьях, серое небо раскололось и в трещину, на мгновение выглянуло солнце. Сноп света, прыгая между деревьями, пробежал по парку, вырвался на поляну и ударил Максиму в глаза, заставив зажмуриться.

Архангельск — город из детских книг. Современный и старый, деловой и сказочный, спальный и роскошный, и русский, очень русский. Именно на Двине когда-то были найдены русские героические сказания про Илью Муромца, Добрыню Никитича, Алешу Поповича. Здесь изгнанная из теплых Киевских краев жила и выжила русская мечта. Неоднократно была обгажена и предана, поднималась из дерьма и сияла, текла реками крови. И так столетие за столетием.

Новый аэропорт — стекло и бетон, находился всего в трех километрах от резных деревянных домиков, стоявших на этом месте уже столетия.

От аэропорта в город вело недавно достроенное роскошное шоссе и довольно старая железная дорога. Шоссе пришлось отбросить, так как на нем скоропостижно начали ремонтные работы. Без каких-либо предупреждений или объяснений. Все как всегда.

Пришлось пойти на экстренные меры и занять отдельный вагон электрички, заблокировав двери в обоих концах вагона. Кроме того освободили по одному вагону спереди и сзади, что вызвало возмущение ожидавших на перроне пассажиров.

— Да что ж это такое?! — кричала толстая тетка с двумя огромными сумками, — Шоссе перерыли — небось, опять трубы прокладывают. Пол-электрички отняли! Паразиты! Сволочи! Сталина на вас, вредителей, нет!

— Любит наш народ исторических личностей. — сказал усаживаясь на скамейку профессор, — Сейчас может и до Ивана Грозного с Путиным дойти.

— При Путине такого бардака не было! — раздалось с перрона.

— И вот так сотнями лет. — он поднял палец — Все же есть у нас традиции. Есть.

Максим подошел к старшему группы сопровождения.

— Связался с встречающей стороной? — спросил Максим.

Старший почесал каску и ответил:

— Да. Нас встретят на железке, примерно на расстоянии пяти километров от аэропорта. Просили покинуть аэропорт как можно быстрее. Чтобы тут чего не вышло. Нечисто тут что-то. Чтобы сразу все полосы, на новом шоссе? Ну, всякое конечно бывает…. Но береженого бог бережет.

— Ну, поехали. Только, это… — Максим подошел поближе к старшему и шепнул, — Дай мне что-нибудь посолиднее. У меня кроме ГШ ничего с собой нет.

— Так нету ничего. — старший развел руками, — У меня все на руках. Не могу ж я у своих забрать и тебе отдать.

— Ну, ладно.

Все началось, когда от аэропорта отъехали на два километра. Нападавшие очень рисковали — они находились слишком близко и от службы безопасности аэропорта и от встречающей группы, которая тоже не с конфетками приехала. Это значило, что они либо и не надеются скрыться, либо надеются смешаться с толпой пассажиров. В любом случае, для Максима это ничего хорошего не означало, кроме контрольного в голову. Пленных или заложников они брать не собирались.

Сначала кто-то дернул стоп-кран и из вагонов понеслись ругань, грохот упавших вещей и женский придавленный визг. Потом раздалось насколько выстрелов, визг усилился и из вагонов на травку повалил народ, кто бросив все на ходу, кто до последнего волоча чем-то дорогой ему баул.

— Разблокируйте дверь! — Максим прыгнул к старшему, который расставлял людей.

— Не ссать! — Старший был уверен в себе и том, что делает. — Минут десять постреляем вдоль вагона, а потом конница прискачет. Тут ехать-то — тьху!

— Дурак! — выкрикнул Максим в лицо старшему, — Стекла разобьют и гранатами забросают!

— Не учи отца ебаться!

Старший оттолкнул Максима локтем и стал на колено у заклиненной двери целя через стекло в двери следующего вагона.

Максим метнулся от одного окна к другому. Со стороны выходящей на шоссе место было ровное как газон — не спрятаться, не залечь. Ничего. С другой стороны, выходящей на лес, вдоль железки тянулся небольшой холмик, который вполне можно было использовать как бруствер. За лесом виднелась полоска реки. Идеальное место для отхода. И смешаться с пассажирами можно. У холмика уже скапливались какие-то люди с сумками. Ни одной женщины.

Максим снова метнулся к другой стенке вагона, по инструкции выдернул шнур и выдавил окно наружу. Схватил профессора за руку и потащил к окну.

— Прыгайте скорее!

— Тут же высоко! Я стар уже для таких вещей!

— Вы мне всегда говорили, что молоды и что в России не стареют. Извольте подтверждать делом. Прыгайте и полезайте под вагон. Быстро!

Салим Рашидович хотел было что-то сказать, но Максим приподнял его и выкинул в окно. В этот момент ворот Максима рванули, и голос старшего заорал в ухо:

— Ты что делаешь, курва, твою мать?

Закончить он не успел. За вагоном что-то прогрохотало и окна разлетелись в стеклянную пыль. Старшего ударило, швырнуло об стенку, и он сполз по ней оставляя кровавый след. Максим рыбкой нырнул в выдавленное окно, шмякнулся о землю, неловко подвернув руку и ругаясь, пополз под вагон, чтобы укрыться за металлическими колесами. В этот момент в вагоне что-то бахнуло, и из окон вырвался огонь.