Виктор Тюрин - Цепной пес самодержавия (СИ)

Мне было известно, что Кавказский фронт отличался от фронтов западного театра военных действий тем, что здесь русские войска не знали поражений. В любое время года тут велась не окопная позиционная война, как в иных местах, а шли активные боевые действия с обходами, охватами, окружениями и решительными прорывами. Здесь не было сплошной линии окопов, рвов, заграждений, боевые действия сосредотачивались вдоль перевалов, узких трактов, горных дорог, часто даже козьих троп, где было сосредоточено большая часть вооруженных сил сторон. Такой была горная крепость в горах, которая закрывала вход в ущелье, и тем самым перекрывала единственную дорогу через горы. Благодаря двенадцати дальнобойным крепостным орудиям, а также пяти артиллерийским батареям, она прекрасно контролировала как дальние, так и ближние подступы к крепости. Как в свое время заявил один из турецких генералов, если русские сунутся в ущелье, то оно станет для них громадной могилой. И тут на тебе! Русские солдаты за одну ночь захватывают эту неприступную крепость. Неожиданно краем глаза ухватил знакомую фамилию.

"Ба! Господин полковник Махрицкий Дмитрий Иванович. Ну как же без него! О! И подполковник Камышев тут как тут! Рад за вас, господа, а еще больше рад за самого себя! Доля вашего успеха и мне причитается. Как-никак я все же немало приложил стараний при формировании новых частей".

Мысли тут же повернули вспять, в прошлое. Около двух месяцев назад на Кавказский фронт, если выразиться на современный лад, была отправлена "экспериментальная" дивизия. Кроме укомплектования новым оружием, скорострельными винтовками и легкими пулеметами, разработанными бюро генерала Федорова, она получила два новых подразделения. Роту разведки (куда входили диверсанты и снайперы) и штурмовой батальон. Подполковник Камышев, командир штурмовиков, которого я не имел чести знать, но много о нем слышал, был под стать командиру охотников. Умный, хладнокровный, но при этом отчаянно-смелый офицер. Когда он предложил в своем рапорте о необходимом создании штурмовых отрядов, поданном командованию, его чуть не завернули с его предложением, если бы об этом новшестве не узнал Махрицкий. От него о штурмовых батальонах узнал я, после чего император подписал указ. Я знал, что в состав дивизии входила рота из полка Махрицкого, но что он сам окажется на фронте стало для меня новостью. Как ему это удалось, оставалось только догадываться.

"Вот вам и новое ведение войны, господа генералы. Такой успех никак не спрячешь, от него не отмахнешься, а значит, подобные подразделения, станут необходимым атрибутом русской армии".

Тобольск с его деревянными тротуарами, с сотней каменных домов, десятком церквей с золотыми куполами и двумя тысячами деревянных изб и строений широко и привольно раскинулся на высоком берегу Иртыша. Погода в день моего прибытия была по-настоящему весенней, яркой и солнечной, но, несмотря на начало весны, везде лежал толстый слой снега, который не торопился таять. Ветер, на реке, был резок, по-особому холоден и насквозь пропитан сыростью. Из-за холода и пронизывающей сырости большинство пассажиров, в отличие от меня, сейчас сидело в каютах, предпочитая смотреть на город через стекло, к которому медленно подгребал наш колесный пароход.

Причалил он ровно в полдень, и в тот самый миг, когда трап соединил берег и борт парохода, ударили колокола нескольких церквей. Перезвон не показался мне шумной разноголосицей, а наоборот, слаженной, звонкой и в тоже время певучей мелодией. На минуту или две все замерло — народ, замерев, кто, где стоял, только развернулись в сторону золотых крестов соборов и стали креститься.

Еще когда только пароход медленно подходил к причалу, я увидел выезжающую из города кавалькаду из дюжины колясок, в сопровождении десятка конных. Народ, который уже начал высыпать на палубу, как только пароход, лавируя, начал приближаться к причалу, оживленно загудел, тыкая пальцами в их сторону и пытаясь понять, кого тут городские власти встречать вздумали.

— Во-во, гляди! И полицмейстер здесь! Мать честная! Сам губернатор едет! Чего это они тут?! Встречают кого важного?! О, глянь, казаки! Не иначе высокие чины из столицы приехали!, — крутя во все стороны головой, и выискивая причину появления городских властей, народ с шумом и гомоном стал стекать на берег. У кого были деньги, тот брал извозчика, которые при виде большого начальства сейчас вели себя тихо и не кричали, как обычно, наперебой зазывая пассажиров, но большинство пассажиров забрасывало свой скарб на плечи, и шло своим ходом. Как только пароход опустел, на палубу выбежали солдаты конвоя, раздались крики команд, металлический лязг, а уже затем послышался звон цепей и глухие голоса заключенных, выбирающихся из трюма, которые перекрывались резкими окриками конвойных, подгонявших арестантов. Еще в Тюмени я наблюдал, как порядка тридцати арестантов свели в трюм парохода. Их ждала Тобольская каторжная тюрьма, которая считалась одной из самых жестоких и страшных тюрем царской России.

Сойдя с трапа, я неторопливо, в окружении своих охранников, направился к высокому начальству, которое образовав небольшую группку, сейчас с тревогой, беспокойством и любопытством наблюдала за мной. Их состояние нетрудно было понять. Всесильный советник царя, о котором так много ходит различных слухов, приехал самолично в Тобольск. Зачем? Что ему здесь понадобилось?

Меня, как и их, тоже интересовал один вопрос: — Что же им такого передали по телеграфу обо мне, что они все притащились меня встречать? Заворовались? Вину чувствуют?".

Городское начальство стояло в окружении десятка человек в чиновничьих и военных мундирах, за спинами которых стояли экипажи с кучерами на козлах. Пока шел, я успел присмотреться к встречавшим меня людям. Два человека в богатых шубах, стоявшие посредине группы людей, которые охватывали их полукругом, и в тоже время, находясь от них на расстоянии полтора-два метра, тем самым выказывая свое уважение. Вице-губернатор со своим заместителем. Важные от сознания своей власти лица казались надутыми, впрочем, это могло показаться от их излишней округлости и пухлости, впрочем, как и их фигуры. В отличие от них подполковник — жандарм обладал отменной фигурой, несмотря на то, седина на висках и усах, говорила о том, что ему, по крайней мере, под пятьдесят. Рядом с ним стоящий полицмейстер оказался молодым, румяным молодым человеком, лет тридцати. Еще один военный стоял чуть в стороне и, судя по мохнатой папахе, являлся казачьим офицером. Цвет суконного колпака папахи был желтый, как и его лампасы. Я был не силен в казачьих званиях и погонах, но уже знал, что желтый цвет — отличие сибирских казаков. Уже во время официального представления я узнал, что это есаул Ворохов Кузьма Степанович, который командовал в Тобольске двумя сотнями казаков Тобольского конного полка и оказался в этой компании только потому, что именно его казаки должны были сопровождать меня в экспедиции. Помимо него был еще подполковник, командир запасного пехотного полка, стоящего в городе — толстый мужчина, с толстыми губами и одутловатым лицом. Не обошлось и без представителя местного духовенства. Им оказался осанистый и рослый муж, с большой, густой бородой.