Рус Агишев - Зеленый фронт (СИ)

Не доходя нескольких метров до бревенчатого основания вышки, фигура упала на колени и начала что-то раскапывать. Куски земли взлетали вверх. Выстрел! Возле него вскипела земля! Еще выстрел! Уже весь барак с напряжением следил за странной фигурой, которая продолжала ковыряться в земле…

— Он идет! — буквально взревел бесноватый, вскидывая вверх руки с окровавленными пальцами. — Идет…

Со стороны казармы бежало несколько солдат, размахивая карабинами. Судя по их перекошенным лицам нарушившему режим через несколько минут станет очень плохо.

— Защити нас! — продолжал реветь белугой тот, словно и не замечая фонтанчики пули, которые оставляли пули забавлявшегося часового с вышки. — Защити на…

Мощный удар прикладом, нанесенный со всей силой первым добежавшим, выбросил кричавшего на колючую проволоку. Часовой с вышки, наблюдая все это, заливался смехом. Лоснящееся от пота лицо трясло всеми своими складками…

Человек медленно сползал с колючки. Его пальцы с вырванными ногтями с остервенением цеплялись за проволоку. Прокусанные губы продолжали шевелиться…

— Защити…, защити… своих детей …

Слезящиеся глаза с надеждой смотрели на встававший вблизи стеной лес. Из-за проволоки он различал мечущиеся на ветру дубовые листочки, клонящиеся к земле веточки березы. Казалось, вот он лес! До него можно дотянутся рукой! Раз и все! Но…

— …! — новый удар, сопровождаемый хохотом охраны, бросил его к вышке. — …!

Разбитая в кровь голова бессильно упала на плечо. Он чувствовал, что все… Сил не осталось, но его губы продолжали звать…

— Защити нас!

Острые сучки углового бревна вдавились в его спину, отчего он даже не пытался пошевелиться. Вдруг, его тело пронзила сильная боль! Эти сучки словно живые дергались, вырываясь из бревна и кололи его все сильнее и сильнее.

— Он здесь! — пронзила мозг мысль, даря безумную радость и облегчение. — Он здесь! — мужчина уже не шептал, он говорил в полный голос, он кричал. — Он идет! Идет!

Толчки становились сильнее. Жалобна заскрипела вышка. Составляющие ее бревна начали ходить ходуном, почти выпрыгивая из пазов.

— А-а-а-а! — заорал часовой, роняя карабин из рук. — А-а-а-а!

С противным чмокающим звуком начал заваливаться на бок один из бараков. Передняя стенка, набранная из каких-то слег, сложилась как карточный домик.

— Шж-шж-шж-шж-шж-шж! — прогремела пулеметная очередь в дальней части лагеря, где находился второй барак. — Шж-шж-шж-шж-шжш-шж!

Охрана уже давно забыла про бедолагу у проволоки. Солдаты, ощетинившись карабинами, мотали головами как заведенные. Вокруг все скрипело, подало… Наконец, вышка не выдержала и упала на изгородь, похоронив под своими останками часового. Следом, словно шашечки домино, начали заваливаться столбы ограждения. Их словно что-то выталкивало из земли и бросало вверх и в сторону.

— Братцы, бежим! — раздался чей-то вопль из глубины ошеломленной толпы. — Бежим! — вскочившие на ноги пленные после секундной заминки с ревом бросились на двоих солдат, которые даже выстрелить не успели. — Свобода, братцы!

Метнувшийся сначала вместе со всеми к пролому Андрей остановился у лежащего человека.

— Давай, Андрюха, ноги отсюда делать надо! Охрана того и гляди очнется! Да, все кончился он! Пошли!

— А-а-а-а! — еле слышно застонал лежащий человек. — А-а-а-а!

— Живой, екарный бабай! Живой! А ну-ка давай, обопрись на меня, — лейтенант подхватил его за поволок в сторону леса. — Держи, чего уставился! Местный это кажется… Без него пропадем! Хватай, хватай! О, черт! — Андрей обернулся и обомлел…

Еще стоявшие в отдалении три вышки прямо на его глазах наклонились и рассыпались. Сразу же из здания администрации взметнулся в небо столб огня. Не было ни взрыва, ни выстрелов… Просто дом лопнул как переполненный воздушный шар. За доли секунды массивная четырехстенная изба вздрогнула, шевельнувшись всеми своими бревнышками, а потом выплюнула вверх все свои внутренности…

Черный легковой автомобиль бодро пробирался по узким улочками Москвы. Александр Александрович, руководитель Особого Московского клинического госпиталя, повернув голову к окну, внимательно рассматривал пролетавшие мимо хмурые здания с заколоченными окнами, почерневшими от мартовского солнца сугробами.

— Да уж, вот тебе и бабушка Юрьев день, — пробормотал он еле слышно. — Хм…

— Александр Александрович, вы что сказали? — с переднего сидения моментально среагировал человек, вихрастая голова которого показалась на фоне лобового стекла. — Остановить?!

Профессор дернулся от неожиданности и доли секунды смотрел на своего охранника.

— Да нет, голубчик, нет, — проговорил он, мягко хлопая по сидению. — Все нормально. Это я так, сам с собой. Есть у меня такая стариковская привычка!

Профессор Вишневский уже давно не обращал на такое ни какого внимания. Первое время, когда личным распоряжением Верховного, ему была предоставлена персональная охрана, как секретоносителю высшего класса, ему было не по себе. За ним словно на привязи постоянно ходило несколько человек, сопровождавшие его в госпитале, на кафедре в университете, в гостях, и даже дома.

— Да…, — вновь тихо протянул он, не отрывая взгляда от окна. — Было-было…

Сейчас же, когда прошло время, этот постоянный эскорт он практически не ощущал. Профессору даже, наоборот, это льстило. В его голове до сих пор колокольным звоном продолжали звучать слова Сталина: «В эти трудные для нашей страны дни, Партия и Правительства оказало вам, товарищ Вишневский, огромное доверие… То, что вы услышали в стенах этого кабинета, является не просто высшей государственной тайной, а залогом нашей победы над врагом! Я надеюсь, товарищ Вишневский, вы это хорошо понимаете?!». Вновь, как и вту минуту, его голова автоматически закивала. «Я приложу все усилия, дорогой товарищ Сталин, чтобы оправдать ваше доверие… доверие Партии…, — слова давались ему тяжело; горло пересохло от волнения и каждый звук словно ребристым напильником проходил по горлу. — Приложу все усилия…».

— Товарищ Вишневский, мы подъезжаем, — автомобиль мягко остановился и дверь с его стороны распахнулась. — Вас уже ждут.

Профессор быстрым шагом прошел через высокую арку и оказался в здании, где его сразу же окружило несколько его коллег.

— Александр Александрович, есть! — его неизменный уже на протяжении пяти лет ассистент, высокий и нескладный Востров, как обычно, спешил выложить начальнику все и сразу. — Только что поступил. Летчик-истребитель. Двадцать два года. Сирота…, — каждое слово он комментировал руками, от чего походил на взбесившуюся ветреную мельницу. — Ноги ниже колен раздробило напрочь, — его правая рука сделала резкое рубящее движение. — Как вы и говорили… Подходит?