Алексей Бессонов - Королевский инженер

Он подошел к шкафу, сдвинул в сторону дверцу нижнего отделения и потянул оттуда тяжелый глиняный кувшин.

– В скором времени нам будет не до вина, – буркнул он. – А в заливе, я так думаю, осень выйдет ой какой неласковой.

– Вовсе нет, – возразил Хонт, – у них даже зима очень теплая. Благодаря течению весь залив имеет собственный климат, мало похожий на все то, что мы видим вокруг. У них всегда тепло и сыро, даже в солнечные дни нет-нет да и пробьется дождик. Эта низина богата, там никогда не бывает неурожаев. Насколько мне известно, в древние времена за эти земли дрались много и часто.

– Интересно, – Арвел выдернул пробку, разлил вино по низким и широким дорожным стаканам. – Раньше я ни разу не бывал на Бранти и совершенно не интересовался его историей. Помню только, что остров стоит как бы особняком, и хозяев у него было довольно много…

– Ну, я в этой теме не разбираюсь по определению, – вежливо пожал плечами лавеллер. – Знаю только, что Залив Удач и земли вокруг него заселены были в совершенно незапамятные времена, еще до появления письменности и устойчивых религий.

– Устойчивых, – повторил Арвел с задумчивостью в голосе. – Интересное определение, господин Хонт.

– Я сказал то, что я сказал, – лавеллер поднял глаза, и Хадден увидел в них искорки темной, упрямой ярости.

– Э… мм-м, я имел в виду, что такого термина слышать мне еще не приходилось, – инженер почесал шею, желая сменить тему. – Ну да ладно, что нам до религий. Я не хотел спрашивать вас в палатке, но теперь, пожалуй, спрошу… Скажите, Хонт, Улла в личной беседе доводил до вас какие-либо сведения о тех силах, которые нам предстоит отражать?

Хонт-А-Ллор приподнял брови. Вопрос Арвела привел его в недоумение. Какое-то время математик молчал, потом снял очки и стал протирать их тонкой синей тряпицей.

– Вы не доверяете кому-то из своего окружения?

– Нет, – Хадден быстро куснул почернелый от ожогов палец, – дело не в этом… Я просто не люблю поминать имя Уллы там, где оно может быть услышано хоть кем-то. Можете считать это блажью, суеверием или еще чем… не суть. Отвечайте на мой вопрос, Хонт…

– Как вам будет угодно. Ответ отрицательный. Я говорил с его светлостью совсем недолго, и обсуждали мы исключительно проблемы технического характера. Я не фортификатор, господин Арвел, мое дело – артиллерия, так что Улла соизволил пояснить, почему он отправляет меня именно в ваши руки. Но вот о силах противника мы, увы, не говорили. Могу я спросить, что так встревожило вас, господин инженер?

– Улла стал расплывчив, чего за ним ранее не водилось. Нет, письмо написано его рукой, в этом у меня сомнений нет, но все же: он сказал слишком мало, и это обстоятельство вызывает у меня некоторую тревогу. Первое, – Арвел сложил пальцы левой руки в кулак и принялся постукивать по костяшкам указательным пальцем правой, – не указаны сроки. Ни в письме, ни в официальном приказе. Мы с вами догадываемся, что времени у нас мало, однако – сколько же, да помилуют нас луны?! Второе… Я никогда не поверю в то, что наша разведка не смогла добыть сведения о силах, которые Претенденты готовятся обрушить нам на голову. Кто командующий – ведь от этого зависит многое? Каков состав десантных сил, откуда они могут отплыть, какова вероятность остановить их на дальних рубежах – об этом не сказано ни слова.

– Быть может, нам удастся прояснить ситуацию на месте, – осторожно вставил Хонт. – Там нас ждут…

– Возможно, – тряхнул головой Арвел. – Но все же – мне начинает казаться, что Улла потерял доверие к своему окружению, а это очень, очень дурной признак.

Хонт не ответил ничего. Поджав губы, он смотрел в темное окно на противоположном борту кареты, за которым иногда поблескивали низкие звезды.

В Лести полковая колонна вошла через два часа после рассвета.

…Хадден проснулся с первыми лучами здорово удивившего его солнца – утро выдалось необычайно ясным, по-летнему золотым, а вот пушкарь-лавеллер, заметно уставший после необычно долгого дня, еще спал на откидном диване, укрытый толстым шерстяным одеялом. Арвел не стал его будить. Выбравшись из-под одеяла, он осторожно открыл дверь кареты, отлил и несколько минут стоял в проеме, втягивая носом холодный, пахнущий палой листвой воздух. На лице его застыла мечтательная улыбка.

– Осень полна прелести, – едва слышно пробормотал он, – и хорошо, когда есть время ее ощутить…

Он хлебнул сладкого отвара из большой фляги, висевшей на крючке возле окна, вздохнул и снова забрался на свое просторное ложе. Пока его новый помощник спал, можно было спокойно поразмыслить о том, что ждет их в далеком пока Заливе Удач.

Скупость, с которой Улла отдал свое распоряжение, заставила Арвела вспомнить кой-какие слухи, появившиеся вскоре после того, как он вернулся с острова Наэр. В ставке барона Лейена, куда он явился для получения новых приказов, его ждала пачка писем, среди которых оказались два послания от старых друзей, весьма близких к Граду. С этими людьми его связывала давняя и теплая дружба, так что не доверять их словам было глупо.

А писали они вещи достаточно неприятные. Помимо очередных новостей о назначениях и перемещениях командования, оба корреспондента сообщали Арвелу, что у подножия Трона появились сплетники, шепчущие о том, будто господин Конюший взял слишком много власти, окружая себя людьми не слишком родовитыми, зато наглыми и беспринципными, при этом «наследники старых домов» прозябают в ничтожестве, не имея возможности показать себя Трону в должном свете. Арвел хорошо понимал, насколько опасными могут быть для князя Уллы такие разговоры. По представлениям столичных вельмож, чьи предки столетиями вились вокруг Града, сам он к «старым домам» не относился ни в малейшей степени. О, конечно, отец его был князем, так что с того толку? Остров Ленц для столицы – далекое захолустье, и да будь ты хоть трижды княжьим сыном…

Подоплека происходящего была вполне понятна. Несмотря на все усилия, добиться решающего перелома в войне силам Трона не удавалось. Господа Претенденты, на первый взгляд уступающие Трону во всем, использовали свои ограниченные ресурсы на полную, с невиданным для Пеллии цинизмом, поставив под ружье всю экономику Юга. Основной рабочей силой в баронских усадьбах стали женщины и дети, потому что мужчины либо служили в полках, либо ломали спину в шахтах и в мастерских, которые росли одна за другой. Вербовщики выгребали даже «городское дно», забирая сифилитических бродяг и давно опустившихся пьянчуг, которых не взяли бы ни в одну другую армию. По сути, все территории, оказавшиеся под властью Южной Звезды, превратились в сплошной военный лагерь.