Беркем Атоми - Мародер

– Слышь, Ахмет. У меня тут подвижки пошли.

– Рад. Че, те, кого хотел?

– Да.

– Скоро?

– Завтра. Я вот че хотел спросить, если мы – трое нас, без меня, у тебя на день тормознемся, ты как?

– Да бога ради. Че, хочешь своим показать, что нормально жить и без шахты можно?

– Примерно.

– Машину нашел?

– Нет, тележку твою возьмем. Чертей я подтянул уже, сидят, команды ждут. Обстановка на завтра нормальная, никакой движухи по району не ожидается. Думаю, спокойно переедем.

– До чужих Домов дошло уже, по-любому. Ну да ладно, Господь не выдаст – свинья не съест. А остальные когда?

– Как только с завтрашними перетрут. Давить, торопить не хочу – пусть сами. Я их понимаю, какой Нигмат ни урод, а в котле у него жирно. С одним вообще трудно – он у Мирохи помогает, живет не хуже тебя. Но я его один хрен выдерну, он Мироху за Коня не простит.

– Че, такой ценный кадр?

– Очень. Опыт у мужика – на десятерых хватит, и характер золотой. Если к себе его затащу – все, обо всех могу забыть и думать только о хозяйстве. Бог войны. Знаешь, бывают такие.

– Покажешь – увижу. Ну че. Припас я собрал, как договаривались. Готов отгрузить в любое указанное вами время, товарищ хозяин Дома Жирик.

– Ахмет, я тебе благодарен и в рыло лезть не буду. Но не зови ты меня, блядь, Жириком этим! Как вы все заебли меня с этим Жириком, а! Завтра тем более. Ты бы хотел жить в Доме, где хозяин Жирик какой-то?! Слушай, как брата прошу – завязывай. Лады?

– Да лады, лады… Э, Ж… ой, прошу прощенья, а как тогда погонять-то тебя, не товарищем же старшим лейтенантом?

– В училище Кирюхой звали, да и потом везде… Это в фоменковской бригаде налепили, там все с погонялами чудными были. Да и лейтенант… Эх, Ахмет, если б не одна история, после третьей чеченской представление уже отправили, и на капитана, и на Борькин крестик.

– Есть, товарищ орденоносный хозяин Дома старший капитан Кирюха!

– То-то. Вольно, боец. Слышь, Ахмет, ты иди спи, я посижу. Все равно не усну сегодня.

– Блин, вашбродь, целый капитан простого красноармейца на посту меняет… Ценю, ценю.

Жирик переехал и на несколько дней пропал из виду. Приближался день, на который было назначено представление Жирика Магомедычу, – передача канала. Ахмет терпеливо обносил все торжки рекламными новостями – вот-де будет скоро настоящий рынок, никаких крыс, никакого беспредела, всякие-разные будут на входе фильтроваться – никто с прилавка не дернет и не смоется… Торгующие обрабатывались на тему, что уходить всего будет раза в три больше, покупатели соблазнялись неслыханными ценами. Ну, и под крышей, ни дождя, ни снега – лепота. Товар можно будет прямо там хранить – сразу отваливается головняк таскать, ни собак, ни грабежей, пришел налегке и торгуй. Торговцы мялись. И чем дальше от будущего базара – тем больше сомнений. Рыбакам идея вообще встала поперек амбиций, плюс эксклюзивность их товара – с рыбаками было трудно. Махом создалась компания противников начинания – рыбаки, дровяные, те из местных торговцев, кто терял свою маленькую монополию. Обладая огромным численным перевесом, они быстро развернули против нововведения основную массу торгашей на удаленных от базара площадках. Ахмет не ожидал такого быстрого и эффективного ответа, грозящего перейти в нормальную войну.

…Не, че-то я где-то облажался. Блин, рынки полез перекраивать, дурила. С тремя стволами за спиной. Мудак. Ой, муда-а-ак… – держался за голову Ахмет. – Но отступать уже некуда. Ни рыбаки, ни дровяные мне не простят, если я эту ситуацию прямо сейчас не разверну. Окончательно и бесповоротно. И быстро, главное – быстро, тогда пожужжат, да и схавают. Заварил кашу, молодой, бля, реформатор. Хоть колдуна из Караболки вызывай, чтоб места ихних торжков проклял, или че они там делают… О! Может, и впрямь? Надо перетереть с Магомедычем, когда Кирюху представлять буду…

Дела хреново – улыбайся. Совсем хреново – улыбайся еще шире. С широкими улыбками парней, все решивших, схвативших, купивших и продавших, Ахмет с Кирюхой, наряженные, как на смотрины, перешагнули порог Магомедычева особнячка. Отдав начищенные волыны молчаливым плечистым парням, разулись, продемонстрировав новенькие носки.

– Вот, сюда проходите, сюда, – неумело, но очень старательно улыбаясь, заботился о гостях немолодой башкир с такой угрожающе-хищной мордой, что сразу вспомнились монгольские сотники из фильма Тарковского.

В комнате, завешенной коврами, за низеньким столиком сидел важный Магомедыч. Приветливо кивнул, встал, поздоровался за обе руки. …Как все-таки отточена на Востоке эта процедура, – мелькнула мысль у представившего нового партнера Ахмета. – Смотри, сколько без «цивилизации» живем? И как все быстро встает на круги своя, а? Только б Жирик не накосорезил… Но Жирик вполне проникся атмосферой, попал в темп и чинно, неторопливо, как и полагается хозяину большого Дома, беседовал с Магомедычем на светские темы. Прибежала симпатичная девчонка, слила гостям на руки, подержала полотенце. Официально, как на губернаторском приеме, съели шорпу, похваливая хозяина и его гостеприимство. Потом пошло уже полегче, по-советски, когда съели по паре шашлыков, выжрали полустаканами три пузыря дагестанского коньяка. Магомедыч аж прослезился – коньяк-то с родины… Наконец, приступили к чаю под сказочно вкусный чакчак. …Ну че, по всем восточным поняткам можно поговорить без особых протоколов, – решил Ахмет. – Как бы только не задолжать сверх меры. Хотя это теперь Жириковы головняки, пусть рассчитывается… Вклинился в базар, навел тему на то, как До Этого жили, вспомнил рыбалку на Кожаном, ввернул случай из жизни, как раз и про рыбалку, и про странные дела, изредка на Кожаном происходящие, словом, замотивировал, как умел:

– Кстати, Исмаил-абый, тут эти белемле [109] Белемле – «разбирающийся», человек, владеющий методами взаимодействия с другим миром ( тат., башк .). до сих пор, поди, живут. Как от них, нет беспокойства?

– Да какое от них беспокойство, улым [110] Улым – сынок. Доброжелательно-фамильярное обращение к младшему. . Люди хорошие, тихие. – Магомедыч немного помолчал, видимо задумавшись, углубляться в тему, нет ли. Продолжил, однако: – Сейчас им вообще хорошо стало, никому они не нужны, спокойно живут. Я по молодости, участковым еще когда там работал, ездил к ним – выборы там. Помнишь же, как в советский время, выборы все ходили? Не дай бог. Ну, я им ящик возил, бумажки эти. Паспорт перепишу, за них там кого-то подчеркну, увезу. Им неприятно все это было. Но они ниче, вид не подавали. И не просили, я сам все делал, из уважений, они же как суфи.

– А как на них ваш хазрэт смотрит? Они ж ислам не уважают, – легонько, как ему казалось, спровоцировал Ахмет, раскачивая собеседника. – В ат-Тауба сказано же, что муслимлар обязаны сделать, чтоб все рядом, кто не приняли ханифа, или чтоб джизья платили, или воевать с ними [111] В суре ат-Тауба есть слова о том, что не принявшие единобожия (ханифа) должны быть обложены налогом в пользу правоверных (джи-зья) либо принуждены к принятию единобожия силой. .