Марк Черазини - Росомаха: Оружие Икс

– Понял.

Когда Логан скатился с кушетки, ему в лицо ударило облако желтого газа из форсунок, скрытых в стенах, в полу и даже в потолке камеры. Задыхаясь, он упал на колени и прижал руки к груди.

– Ох, боже мой, – охнул Корнелиус.

Рот Логана широко открылся, зеленая рвота вырвалась из его глотки. Он упал на пол лицом вниз, но дергающиеся руки и ноги быстро снова перевернули его на спину. В конце концов Логан застыл с разинутым ртом, как выброшенная на берег акула. Когда он потерял сознание, когти медленно снова втянулись в плоть.

Корнелиус опустился в кресло, завороженный этим зрелищем.

– Необходимые действия, доктор. Вы видели, что произошло.

– Да… Но… Я хочу сказать…

– Выкладывайте, приятель. Я готов выслушать ваши предложения.

– Разве мы не можем обращаться с ним лучше? Он все-таки человек, не так ли?

Профессор обдумал его слова.

– Возможно, в каком-то смысле. Но ваше прежнее описание ему больше подходило. «Лишенное разума, кровожадное животное», так вы его назвали, по-моему.

– Да… Наверное…

– И поэтому я полагаюсь на вас, доктор, – Профессор положил руку на плечо Корнелиуса, жестом, который он считал отеческим.

От этого прикосновения кожа Корнелиуса покрылась мурашками.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть изображения на экране, но лицо Логана отпечаталось в его мозгу, как остаточное изображение, будто он слишком долго смотрел на солнце.

– По правде говоря, Субъект Икс не так уж отличается от ваших потрясающих наночипов, – тихо произнес Профессор. – Он был создан с конкретной целью. Теперь его нужно реструктурировать. Обучить. Потом запрограммировать.

Корнелиус открыл глаза. Ему казалось, что Логан в упор смотрит на него сквозь экран.

– Вы все это умеете делать, – сказал Профессор. – Манипулировать теми, кто лишен разума, доктор Корнелиус. Это ваше призвание.

Кэрол Хайнс провела левой рукой по изогнутому лезвию из адамантия.

Великолепно.

В ее представлении, это было беспрецедентное достижение.

Профессор создал совершенно новый механизм биологический защиты в организме субъекта при помощи технологии, полностью обойдя превратности процесса естественного отбора. Поразительно .

Она перевела взгляд широко расставленных зеленых глаз на второй рентгеновский снимок, сделанный сбоку. Он показывал таинственный узел из мышц и хрящей в предплечье, который удерживал эти когти. Мышцы также служили ножнами, когда лезвия не использовались.

Поразительная конструкция .

Когти выглядели смертоносными и эффективными. Для Кэрол сама эта конфигурация служила свидетельством того, чего можно добиться, когда весь научный коллектив объединяет железная дисциплина и общее предвидение.

Настоящий триумф воли .

Подобно ценителю живописи, она переходила от одного изображения к другому, изучала каждый из сотни рентгеновских и ультразвуковых снимков, висящих на стенах медицинского конференц-центра. У нее за спиной другие сотрудники начали входить в зал, вызванные, как и она сама, Профессором на срочное совещание.

Кэрол Хайнс остановилась, так как одно изображение привлекло ее внимание – сделанный электронным микроскопом фотоснимок поверхности стального когтя субъекта, не поддающегося разрушению.

Ни один мастер, который ковал мечи в древней Японии, не мог бы изготовить такой совершенный клинок.

При увеличении больше чем в сто тысяч раз ни одного дефекта, ни одной неровности нельзя было заметить на гладкой, как стекло, поверхности. И когти субъекта были в два раза плотнее закаленной стали.

Их практически невозможно сломать, благодаря сплаву адамантия…

Копию конфигурации клинка субъекта изготовили из смолы, пока он лежал без сознания. Сейчас она висела на проволоке в центре выставки на стене.

Кэрол Хайнс не смогла удержаться и дотронулась до одного из трех длинных, слегка изогнутых лезвий, стараясь представить себе, что тупые края из смеси металла и смолы – действительно стальной сплав, острее бритвы.

У меня были сомнения насчет Профессора, призналась себе Кэрол, особенно после того, как он замер, будто охваченный паникой, во время процесса введения сплава. Но теперь очевидно, что он действительно предвидел, чем должен стать Субъект Икс. И это предвидение осуществилось…

– Совершенно потрясающее развитие событий, не так ли, мисс Хайнс?

Она обернулась и увидела доктора Маккензи, психиатра из их команды, стоящего рядом.

– Никогда не думала, что такое возможно, – ответила она с благоговением в голосе.

– Если бы я был фрейдистом, я бы мог нагреть руки на такой конфигурации, – хихикнул Маккензи, потирая щеку, заросшую рыжей бородой. Лицо его побагровело, грива рыжих волос растрепалась. Очевидно, доктор почти не спал в эту ночь, как и все остальные. Но недосып не повлиял на его жизнерадостность.

Кэрол Хайнс сдержанно улыбнулась Маккензи.

– А у вас какая дисциплина, доктор? Какой психологической теории вы придерживаетесь?

– В золотые годы моей юности я был учеником Альфреда Адлера – вы, наверное, и сами могли об этом догадаться.

– По-видимому, это замечание претендует на остроумие. Простите, но я не поняла подтекста.

– Ну, мисс Хайнс, Адлер считал, что комплекс неполноценности, а не секс является основной мотивирующей силой природы человека. Ощущение неполноценности, сознательное или бессознательное, в сочетании с защитными механизмами, часто становится причиной всевозможного психопатического поведения, по мнению Адлера.

– Я по-прежнему не понимаю.

– С тех пор как вы появились с этой вашей волшебной машиной, мои услуги в качестве штатного психиатра потеряли свое значение. Отсюда мое собственное чувство неполноценности.

– Мне очень жаль, но… – снова начала мисс Хайнс.

Маккензи вскинул вверх руки.

– Нет, нет, пожалуйста, не извиняйтесь. Вы меня не так поняли. Я охотно уступаю вашим знаниям эксперта, мисс Хайнс, и очень надеюсь, что вы возьмете на себя все мои обязанности в самом ближайшем будущем. Откровенно говоря, я сыт по горло Профессором. И Проектом Икс.

После неожиданного признания Маккензи, они молча стояли несколько минут, рассматривая снимки, пока другие двигались вокруг них.

– Есть предположения насчет того, зачем нас позвали на это собрание? – спросил Маккензи, когда они остались более или менее в одиночестве.

– Я собиралась задать вам тот же вопрос, – ответила она. – Возможно, это имеет какое-то отношение к вспышке насилия прошлой ночью во второй лаборатории.

– Возможно…

В голосе Маккензи звучало сомнение. В глубине души Кэрол Хайнс тоже сомневалась. Что-то носилось в воздухе. Дуновение перемен, которые она почуяла раньше. Она ощущала такое же напряжение, такое же недоумение, какие охватили ее в НАСА после последней катастрофы космического шаттла: ощущение хаоса, смешанное с пониманием, что определенные люди лишились власти и престижа в рамках организации, а другие их приобрели.