Руслан Шабельник - Пути Господни

«Как двенадцать апостолов», - мелькнула мысль. Нет! Не дай бог! Словно это могло помочь, или что-то изменить, Эммануил отогнал ее.

- Вот вам мои последние… наставления, - и снова библейское слово «заповеди» едва не осквернило уста.

Пора уходить.

- Не убивай! – полностью отрешиться от религии не удалось. Тысячелетний опыт кое-что, да значит.

Не лги!

Не кради!

Не прелюбодействуй!

Толпа начала проявлять признаки волнения. Ага, проняло таки! Поняли, что это не очередное субботнее вече. Лаконичность фраз, однозначность толкований легко преодолевали барьер неосмысления.

- Миритесь и соглашайтесь! – вот здесь немного размыто, но ничего, дойдут своим умом.

- Почитай других, как себя! – малость двусмысленно, но ничего определеннее придумать не смог.

- Делись с нуждающимися, помогай страждущим!

- Не делай другому ничего такого, чего не сделал бы себе!

Люди вертели головами, они не понимали. То есть, заповеди-то они, конечно, понимали, но к чему все это?..

И, наконец, последняя. Вот здесь требовалась такая формулировка, чтобы даже пол мысли не возникало о двузначном толковании.

Эммануил набрал в грудь воздуха и, перекрикивая гул недоумения, выстрелил:

- Я не бог!

***

Тенденция наследования детьми постов родителей в первую очередь оборачивается против самих детей, а во вторую и далеко не последнюю, против Ковчега и, как следствие, Матери Церкви.Сколько умелых аграриев прозябает в цехе металлургов? Сколько талантливых педагогов, ученых шьет одежду? Сколько прирожденных хирургов копается в механизмах?Выход есть, однако мы – скромные гуманитарии не имеем ни возможностей, ни средств изменить ситуацию. Требуется вмешательство на законодательном, церковном уровне.В связи с этим, я предлагаю…

Лысина Бенаторе, отражая свет ламп, затмевала их своим блеском.

- Великий Пастырь, наш человек докладывает, Проповедник будет на празднике!

Артур Гвана осторожно переместил вес худого тела с одной ягодицы на другую.

Издержки хвори – когда не болело колено, мучения доставляли нерассосавшиеся уплотнения – следы инъекций.

- Прекрасно, подготовьте, что нужно.

Склонившийся секретарь победно подмигнул лысым затылком.

***

Результаты тестирования нового средства от накожных паразитов:

Обработано – 80 особей (обоего пола)

Смертность – 6,25% (8 особей) – в пределах нормы.

Эффективность – высокая.

Вывод: рекомендовано для широкомасштабной дезинсекции.

Хорунди дрожал.

Хорунди было страшно.

Проклятые болты никак не хотели крутиться, вдобавок заточенный край инструмента – Хорунди забыл, как он называется – постоянно выскальзывал из насечки на шляпке.

И пыль.

Проклятая пыль.

Хорунди ненавидел пыль, а здесь ее было особенно много.

Страшное место.

Осторожно выкрутив очередной болт, Хорунди положил его в рот – чтобы не упал.

А если его застанут здесь?

«Раб, что ты делаешь?»

Он страха и усердия придумать ответ, Хорунди прекратил выкручивать…

Сбывающимся кошмаром, за спиной раздалось тихое шуршание, закончившееся грохотом. Хорунди он показался гласом богов, совсем как на родине, когда боги гневались, пуская на землю огненные стрелы.

Сердце замерло на полустуке, дрожащие пальцы выронили отвертку – так вот как он называется – и инструмент, грохоча рассерженным божеством, запрыгал по полу. Болты – на счастье – застряли в горле. Глотни их, хоть один, Хорунди умрет. Или лучше умереть?..

Осторожно, дрожа всем телом, Хорунди обернулся.

Кажется, он придумал – он скажет – вытирал пыль. Да, пыль. Проклятую, саморазмножающуюся, всепроникающую пыль…

Позади никого не было.

Что же тогда?..

Метла, его собственная, на длинной палке метла, прислоненная к стене, сейчас мирно лежала на полу.

Хорунди мучительно, страшно, нестерпимо захотелось уйти.

Совсем как получасом раньше мучительно, страшно, нестерпимо не хотелось идти сюда.

Совсем как мучительно, страшно, нестерпимо не хотелось принимать это задание.

Хорунди был согласен слушать, о чем говорят в покоях Хозяина Гопко и повторять услышанное другим, хорошим Хозяевам.

Хотя и Хозяин Гопко не плох…

Свобода рабам!

Хорунди был раб и он хотел свободы. Пусть не всем, но себе – хотел.

Равенство с Хозяевами!

О-о-о, Хорунди был не прочь поменяться с Хозяином местами. Целый день есть, спать, развлекаться с самками, не видеть проклятой пыли… пусть ее убирают рабы!

«Пойдешь в северный сектор и снимешь решетку с вентиляционной шахты!»

А вот этого Хорунди не хотел.

То есть он, конечно, за свободу, за равенство, но не против решеток.

Если решетки висят, они должны остаться на своих местах. Хорунди так и сказал.

А если его застанут за этим занятием?

Тогда Хозяин Брайен – кажется так звали их главного – сказал: «У тебя нет выбора».

Так и сказал: «Нет выбора».

Хорунди снова задрожал, вспомнив слова Хозяина Брайена.

Он сказал, если Хорунди не поможет, его ждет смерть от рук других рабов, и если расскажет Хозяину Гопко, его тоже ждет смерть.

«У тебя нет выбора!»

А как же свобода, равенство? Хотел спросить Хорунди, но от страха растерял все слова.

Наконец, последний болт был отправлен в рот. Вцепившись в решетку, Хорунди потянул ее на себя.

На удивление легко она поддалась.

Вот только пыль. Проклятущая пыль. В носу зачесалось, захотелось чихнуть, да так, что желание на мгновение пересилило страх. В ужасе Хорунди зажал нос пальцами, вторая рука едва не выронила решетку.

Свобода – хорошо.

Черная дыра вентиляции напоминала Хорунди нору тампанга, там, на родине.

Тампанга – толстые, неповоротливые, но очень сильные, с длинными когтями тампанга рыли свои норы в податливой глине оврагов.

Найти такую – считалось редкой удачей. Рыли норы только самки, и только перед родами.

Залезший в нору смельчак, мог найти с пол дюжины пушистых, безобидных, на редкость вкусных и жирных детенышей тампанга.

А мог наткнуться на разъяренную самку.

Внутри дыры что-то зашуршало, отвлекая Хорунди от воспоминаний.

Первой двигалась пыль – проклятая, вредная, ненавистная пыль. Хорунди снова едва не чихнул, и снова прикрыл нос ладонями.

Когда он поднял глаза – в облаке пыли проступило лицо.

- Хозяин Брайен!

Подтянувшись, Хозяин ловко спрыгнул на пол.

- Хорунди сделал свое дело. Хорунди может идти?

Словно неторопливая шеша, которая за раз откладывает два раза по две руки яиц, дыра рожала чужаков. Одного за одним.

Любопытный Хорунди принялся было загибать пальцы, но скоро забросил бесполезное занятие.

Кроме Хозяина Гайдуковского – все рабы.