Александр Михайловский - Рандеву с «Варягом». Петербургский рубеж. Мир царя Михаила (сборник)

Ну, а вы, товарищ Коба, воевали с этим бывшим социалистом, будучи членом Реввоенсовета Юго-западного фронта, которым командовал, кстати, бывший подполковник царской армии Александр Ильич Егоров.

– И чем же закончилась та война? Я как-то пропустил этот момент, когда читал ваши книги, – с интересом спросил у меня Коба.

– Поражением советских войск под Варшавой, – ответил я, – поляки отобрали у Советской России Западную Украину и Западную Белоруссию… А своих «братьев по классу», русских рабочих и крестьян, поляки морили голодом в концлагерях, забивали до смерти, убивали просто так… Историки считают, что палачи товарища Пилсудского уничтожили около восьмидесяти тысяч красноармейцев…

После этой беседы Коба замкнулся и до самой границы о чем-то размышлял, лежа на верхней полке. Пересекли мы границу без особых трудностей. Русским чинам пограничной стражи был предъявлен документ, выданный нам самим Вячеславом Константиновичем фон Плеве. Ну, а для немецких пограничников мы припасли документ, полученный в посольстве Германской империи в Санкт-Петербурге. Так что наш уважаемый Сосо зря переживал – беглый ссыльнопоселенец оказался за границей России, что называется, «не замочив ног».

Уже после того, как все пограничные формальности были закончены, мы продолжили с Сосо деликатную и весьма актуальную беседу о национальном вопросе.

– Товарищ Бесоев, – спросил меня Коба, – как вы полагаете, что нам следует делать для того, чтобы из моих товарищей по партии не выросли такие вот… – Сосо замолк, подыскивая подходящее слово, – ну, в общем, Пилсудские.

– Странно слышать это от будущего наркома национальностей, – попробовал я пошутить, но увидев укоризненный взгляд своего собеседника, поправился: – Извините, товарищ Коба, действительно, вопрос, который вы мне задали, очень серьезен, и зубоскалить тут не следует.

Скажу сразу, рецептов готовых тут нет. Возьмем ваших хороших знакомых, грузинских социал-демократов. Уже при Советской власти они в Грузии установили такие порядки, что хоть святых выноси…

Я полез в карман и достал записную книжку, куда записывал для себя некоторые интересные факты. Коба с любопытством смотрел на меня.

– Итак. – Я начал читать: – «Национал-уклонизм представлял собой довольно разностороннюю систему националистических меньшевистских взглядов. Известно, что грузинские уклонисты пытались провести декрет «о разгрузке» Тифлиса, осуществление которого означало бы изгнание инонациональных элементов, и в первую очередь армян.

Известен также факт «дикого» декрета о кордонах, которыми Грузия огораживалась от советских республик, а также декрета о подданстве, по которым грузинка, вышедшая замуж за инонационала (не грузина), лишалась прав грузинского гражданства».

Вот эти документы:

Тридцать первого марта тысяча девятьсот двадцать второго года, за подписью председателя ЦИК тов. Махарадзе и зам. пред. Совнаркома тов. М. Окуджава, посылается следующая телеграмма: «От сего числа границы Грузии объявляются закрытыми, и дальнейший пропуск беженцев на территорию ССР Грузии прекращен…

Лица, получающие разрешения на право въезда в пределы Грузии своих родственников, платят за выдаваемые им разрешения пятьсот тысяч рублей.

Правительственные учреждения, возбуждающие ходатайства о выдаче разрешения на въезд лицам, кои по своим специальным познаниям необходимы, платят пятьсот тысяч рублей…

Лица, после тринадцатого августа тысяча девятьсот семнадцатого года прибывшие в пределы Грузии и желающие получить право на постоянное жительство в Грузии, в случае удовлетворения их просьбы, платят за выдаваемые им разрешения один миллион рублей…»

– Вот так-то, Сосо, – сказал я, – эти товарищи по партии совсем нам не товарищи…

– Ужасно, – сказал Коба, – и как долго продолжалось это безобразие?

– Закончилось лишь тогда, когда большевистскую организацию в Закавказье возглавил один ваш помощник, человек молодой, но энергичный и нетерпимый к этим националистическим извращениям…

– Это не Лаврентий Павлович? – спросила меня внимательно слушавшая нашу беседу Ирина.

– Он самый, – ответил я, – к сожалению, он сейчас еще совсем мальчишка. Но имя его запомнить стоит. А вы, товарищ Коба, подумайте над тем, что услышали от меня. Внимательно подумайте. Национальный вопрос – это вещь, о которой следует всегда помнить и учитывать в управлении государством. Уж очень потом дорого обходится пренебрежение этим вопросом.

Вдовствующая императрица Мария Федоровна, саратовский губернатор Столыпин Петр Аркадьевич, полковник Антонова Нина Викторовна

Войдя в кабинет и оказавшись наедине с двумя женщинами, Саратовский губернатор Петр Аркадьевич Столыпин был несколько смущен и раздосадован. Опять ничего не спросив, его жизнь ломали в третий раз, и как он понял, на этот раз окончательно. Сначала было нежданное-негаданное губернаторство в Гродно. Потом так же неожиданно его перевели в Саратов. И вот, не прошло и года, как его зовут… Нет, ему приказывают перебираться в Петербург на министерскую должность. Повышения по службе они, конечно, приятны, но и ответственность тоже возросла во много раз.

А министр земледелия, должность которого ему только что предложила вдовствующей императрица – в сферу ответственности попадают девять из десяти российских подданных, – это должность похуже губернаторской, и даже страшнее премьерской. Поработав в Гродно и Саратове, Петр Аркадьевич воочию убедился, как запущенны в империи дела, связанные с взаимоотношениями крестьянства и государства, крестьянства и помещиков.

– Ваше императорское величество, – Столыпин поклонился Марии Федоровне, – конечно, я благодарен вам за высочайшее доверие, но я считаю себя недостаточно подготовленным к столь высокой должности. Кроме того, мои личные и семейные обстоятельства…

– Оставим это, – сказала Мария Федоровна. – Прежде всего нам важны лишь ваши деловые качества. Мы уверены, что вы справитесь с такими задачами, с какими не справятся другие. Ну, а если уж и вы не справитесь… – тут Мария Федоровна развела руками, словно показывая, что тогда уже ничего нельзя будет поделать. – Скажу только, что работы вам будет много, очень много.

Услышав первые слова, обращенные к нему, Столыпин вздрогнул. Почти то же самое сказал ему министр внутренних дел Плеве, переводя из Гродно в Саратов. Похоже, что капризная судьба снова решила дать ему шанс – или вознестись к вершинам власти, или загреметь в тартарары. Но если вино налито, то оно должно быть выпито.