Александр Зорич - Стальные грозы

– Осокин занимается спасением экипажа «шестьдесят третьего». Лунин – за мной!

Плазменные резаки и на этот раз исправно открыли им путь. Два русских танка рванулись что было мочи навстречу неведомому.

Закопченные, изгрызенные осколками, изъязвленные низкотемпературной эрозией, растерявшие половину оптики, средств связи и контейнеров активной защиты, они были не похожи на самих себя.

Силуэты танков изменились так сильно, что в рубиновом полумраке хауптштрассе не всякий признал бы в них машины земного производства…

Вот почему старший сержант Дмитриев, увидев приближающихся чудищ поверх прицела своего «Нарвала», да еще и за спинами отчаянно обороняющихся эзошей, нервно выплюнул в рацию:

– Товарищ майор! Чоруги, кажись, новую поганку завернули! И она сейчас едет прямо к нам!

Майор Илютин в это время вместе с пятнадцатью бойцами – большей и лучшей частью того, что осталось от доблестного опервзвода ГАБ, – держал оборону палубой выше.

Уже двадцать минут они пытались пробиться хотя бы к одному из мезонных реакторов. Но несокрушимые стальные стены стесняли их поперечный маневр, а подтянувшиеся эзоши не позволяли двинуться ни туда, ни сюда по продольной оси корабля.

Шах и мат? Неужели?!

Внизу, на реакторной палубе, Илютин держал только один пулеметный расчет с двумя автоматчиками. И вот от них-то и поступил настораживающий доклад о появлении вражеской техники.

– Ну если эта ваша «поганка» прямо на вас едет, тогда линяйте! – разрешил отход Илютин.

– Понял, товарищ майор, – ответил Дмитриев.

Он собрался уже скомандовать пулеметному расчету следовать перебежками к веревочной лестнице, уводящей наверх, когда стальные чудовища разразились громами и молниями.

На спины эзошей, прикрытые баррикадами со стороны сержанта и не прикрытые ничем со стороны супротивной, обрушился град пуль и потоки плазмы.

И только тогда, в свете ярких вспышек, сержант смог как следует разглядеть «поганку». Ею оказалась русская бронетехника!

– Это наши! Наши! Не стреляем! – завопил Дмитриев и зажег опознавательный белый фальшфейер.

Кобылин тотчас обратил внимание майора на отрадный для взгляда визуальный феномен.

– Командир, то ли чоруги нас обманывают, то ли перед нами… русский осназ? Может такое быть? Или как?

– Ну вообще-то может, – задумчиво произнес Растов. – С нашим батальоном был взвод оперативников ГАБ. Наш старый знакомец Илютин там у них за главного.

– Так, может, пора старому знакомцу весточку послать? Пока они по нас со страху садить не начали?

Зануда Кобылин говорил дело.

– Здесь «Динго», вызываю майора Илютина… Здесь «Динго»…

Слышимость была на удивление хорошей. Илютин отозвался мгновенно.

– Ну наконец-то, Растов, – сказал он бесцветным голосом человека, едва держащегося на ногах от перенапряжения. – Думал, уже никогда до нас не доедешь. Жду-пожду… А ведь мы для тебя все условия создали. Эзошей на себя оттянули, аппарель спустили… Дескать, добро пожаловать…

«Странная у габовцев манера – всякое общение начинать с упреков. Невыводимая профессиональная черта», – промолчал Растов.

– Так это вы?! Вы открыли ворота?! – сказал он, проигнорировав «жду-пожду».

– Ну да! Специально для этого зал управления брали.

– А чего тогда сразу реакторы не заглушили?

– С реакторами осечка вышла. Один чоругский мученик науки командный кабель пилой переэтосамое…

– Пилой?! Кабель?! Насмешил!

– Смех смехом, а звезда – кверху мехом! – зло сказал Илютин. – Час уже из-за него мудохаемся…

– Ладно, я все понял, – сказал Растов. – Что тут резать надо снова?

Он уже привык к тому, что его общение с Илютиным рано или поздно сводится к употреблению его «тэ четырнадцатого» в качестве консервного ножа для той или иной неотворяемой двери.

– Резать? А что, это идея! – оживился Илютин и пояснил: – Мезонные реакторы помещены в специальные металлические саркофаги. Вот их и будем резать!

– А не рванет?

– Не должно вроде, – без должной уверенности пообещал Илютин.

Думать о том, что будет, если мезонный реактор все-таки рванет, Растову совершенно не хотелось.

Поэтому он не думал.

Он просто посасывал поилку гермокостюма, пока плазменный резак выпаривал казавшуюся бесконечно толстой стальную стену, дециметр за дециметром.

Когда в саркофаге образовался лаз размером с танковый люк, в него один за другим пролезли илютинские шустрилы.

Растов, хорошо зная стилистику действий осназа, ожидал громких взрывов и ослепительных световых эффектов.

Но все было по-другому.

Просто стихла всякая, даже легкая вибрация – наукоград остановился.

– Хамбец котенку? – весело осведомился Кобылин.

– Осназ нашел рубильник, – предположил Игневич. – И котенок того… отбился!

– И куда теперь рулить? – спросил Помор.

– Никуда, – ответил Растов. – Впрочем, погоди…

Майор покрутил в пальцах голографическую схему объекта «Пуговица». Прикинул, где всплывет из Х-матрицы ближайший Х-крейсер, выполняющий роль буксира, и, соответственно, где пройдет передний фронт лямбда-сферы… Проще говоря, Растов оценивал, какая часть грандиозного трофея будет перенесена через Х-матрицу их, кормовым, Х-крейсером.

И тут он с неприятным удивлением обнаружил, что лямбда-сфера вот буквально пополам перерубит их «Динго», если танк останется на своем месте!

Об обездвиженном «шестьдесят втором» Осокина с ранеными танкистами из «шестьдесят третьего» и говорить не приходилось! Они рисковали вообще никуда не улететь!

«Вот это будет позор! Оставить разъяренным чоругам, у которых только что украли наукоград со всем населением, на растерзание своих людей!»

– Отставить! – сердито буркнул Растов. – На месте не остаемся! Надо сдвинуться дальше в корму! Насколько это вообще возможно!

Вслед за тем он связался с Осокиным и донес до него свою тонкую мысль про корму. Для надежности – дважды.

– Товарищ майор! Но у меня ведь гусеница порвана! Как же мне двигаться?

– Я об этом помню. Но двигаться придется.

– Что же это получается, пешком идти? Через темноту?

– Получается так.

– И раненых нести? – Осокин чуть не плакал.

– Ладно, уболтал… Высылаю за тобой Лунина! Возьмет твою колымагу на буксир…

…Растов был уверен, что это зрелище запомнится и ему, и чоругам надолго.

В кромешной тьме, при свете лишь двух прожекторов, один потрепанный русский танк волок второй.

Оба торопились, крушили все на своем пути – мудреное лабораторное оборудование, залы для медитаций, непонятного назначения кристаллические сооружения, похожие на замки…

При этом «шестьдесят второй» Осокина, загодя лишенный для буксировки и второй гусеницы, на каждом крошечном болтике грохотал так, что, казалось, наукоград развалится от одних этих децибелов.