Александр Зорич - Стальные грозы

Его экипаж тем временем вовсю глазел на экспонаты справа.

То были существа вообще без рук и без ног (или, по крайней мере, так казалось). Степень их негуманоидности била на сто очков даже трехглазых.

Фигурами они больше всего напоминали классические лаконичные шахматы, но при этом делились не на белых и черных, а на светло-серебристых и темно-серебристых, с жемчужным отливом.

Тела существ имели выраженную осевую симметрию. Так что казалось, их выточили на древнем токарном станке…

Экипаж строил догадки.

– Так это роботы или кто? – Помор, от волнения, конечно, сказал «хто», как это за ним водилось.

– Пишут вон на табличке, что нет, не роботы. А какие-то «глу» . «Сигурд» подсказывает, что на чоругском языке дословно это значит «слепые».

– Конечно, слепые! Глазок-то нет! – топорно пошутил Игневич.

– Так ушек тоже нет… Могли бы глухими назвать. На табличке еще написано, что они «разумная инопланетная форма жизни, превосходящая уровнем технологий ягну»… Чтоб они, кстати, все сдохли от избытка разумности!

Тут Растова осенило. И от прозрения у него даже засосало под ложечкой.

Эти «шахматы», которые «слепые», – не есть ли те же самые «ферзи», что когда-то похищали Кешу? Вначале из лагеря «Артек», а затем – из Крымской Обсерватории?

Догадку Растова подтверждали две как бы лодки, стоящие поодаль в глубине экспозиционного отсека. Они имели тот же нетривиальный жемчужно-металлический отлив, что и сами ферзи, и производили впечатление декораций оперы про нибелунгов.

« Ферзи на серебристых каноэ … – вспомнилось Растову из отчета брата о посещении дивной инопланетной страны. – А ведь многие тогда считали Кешу сумасшедшим!»

Логика экспозиции вроде бы требовала, чтобы следующей разумной инопланетной расой стал мыслящий плазменный кисель из фотосферы красного гиганта или разумные кристаллы, живущие в недрах планеты типа «горячий Нептун».

Но вместо этого из-за стекла на танкистов взглянули две пары живых, показалось даже, смеющихся глаз.

Человеческих.

Мужчина и женщина эталонного телосложения стояли, взявшись за руки, на фоне дорогущего спортивного мобиля производства Южноамериканской Директории.

Растов случайно знал эту модель 2598 года, она называлась «Соледад». Такая была у секретаря его отца по внешним связям, Николая Ортеги. Костю в те годы завораживала способность «Соледад» втягивать в брюхо колеса и превращаться в моторную лодку.

– Вы заметили, что мужик – белый, а баба – смуглая, клонская? Непорядок! – сказал Помор.

– Но ведь так и в жизни бывает! – успокоил Помора Кобылин. – Хоть и редко…

– А подпись прочли?

– Что там?

– Ортакнеж . В чоругском языке это четвертая, наивысшая превосходная степень сравнения от прилагательного «опасный». Сверхнаиопаснейшие .

Факт приятно тешил воинскую гордость хомо сапиенса, но тут командир в Растове взял верх над человеком и зевакой.

– Так, бойцы, отставить ночь музеев, – твердо сказал он. – Нас ждет мезонный реактор.

Сентябрь, 2622 г. Объект «Пуговица» Планета Арсенал, система COROT-240

Когда до пересечения с главным поперечным коридором оставалось полсотни метров и Растов уже готовился всадить очередной ОФС в последнюю штору, Помор резко бросил танк влево.

Смяв легкую переборку, служившую стеной коридора, они оказались в просторном зале, который Растов тут же окрестил для себя «посудная лавка». Там громоздились высокие ажурные стеллажи, доверху забитые разнокалиберными сосудами, кристаллами и стеклянными вроде как скульптурами.

Все это было хрупким донельзя и угрожающе звенело от вибраций. «Динго» легко сокрушил несколько безответных стеллажей и прошил зал наискосок. Сладчайшее из варварств!

– Ты что творишь?! – выкрикнул Растов, адресуясь к мехводу Помору. – Приказа не было тут все крушить!

– Извините, товарищ майор! Интуиция возникла…

– Какая?

– Что перекресток надо объехать. Обязательно.

– Ну-ну… Интуиция это правильно. Интуицию одобряю.

«В самом деле, глупо это – склянки чоругские жалеть», – подумал Растов.

Стена поперечного коридора оказалась значительно крепче предыдущей переборки. Проломить ее удалось лишь после включения плазменных резаков.

Все пространство вокруг «Динго» немедленно заполнилось плотным белым паром, разогнать который удалось, выстрелив из пушки холостым.

Разбежавшаяся от дульного среза ударная волна прогнала весь пар в «посудную лавку».

– Вот теперь прошу вашего решения, – обратился Помор к Растову. – Будем поворачивать направо, чтобы пройти перекресток с неожиданного для чоругов направления? Или ломаем и вторую преграду тоже? Я имею в виду стену поперечного коридора – чтобы потом вернуться на маршрут через соседний отсек?

– Хрен редьки не слаще вообще-то…

– И все-таки. Что бы вы выбрали?

– Саданем в стену из пушки. Посмотрим, что за ней, – решил Растов.

Сказано – сделано.

Снаряд оставил в переборке порядочную дыру.

За ней открылось просторное помещение, ни в чем не похожее на «посудную лавку».

Там громоздились массивные серые станки и трехэтажные установки, похожие на громадные электронные микроскопы.

Вторым ярусом нависала громада, представляющая собой какой-то хитрый ускоритель частиц. Внешне она выглядела как трехуровневая развязка на автостраде, где вместо дорожного полотна – тоннели из тяжелого металла…

Интуиция Помора и осмотрительность Растова спасли их.

– Чоруги справа!

– Они вооружены!

– Огонь!

Здесь, в секторе физики элементарных частиц, засело полтора десятка чоругов из касты вычисляющих и их лаборантов.

Они готовились встретить на хауптштрассе танки теплокровных залпом трех молекулярных дезинтеграторов.

Это было новое экспериментальное оружие, к созданию которого наука теплокровных не подошла и на столетие.

Да и у самих чоругов его были пока ровно три установки – собранные в этой самой лаборатории.

Поток осколков от разорвавшегося снаряда обрушился на крайний дезинтегратор, убил расчет из лаборантов и перебил кабели питания.

Пока чоруги разворачивали два других орудия абсолютного разрушения – а делали они это неспешно, ведь нелегко вручную ворочать пятиметровым дуршлагом с утиным носом концентратора, – Игневич послал из гранатомета длинную очередь, которая повредила еще одну установку.

А расчет третьей установки не стал дожидаться, когда концентратор наведется на танк Растова. Он выстрелил по машине бортномер 64, которая секунду назад показалась из свежего пролома в стене «посудной лавки».

Все преграды, находившиеся на пути широкого глюонного пучка, рассыпались, расплылись, как наваждение сновидца.