Питер Бретт - Война с демонами. Мертвые демоны (сборник)

– Топор тебе больше не нужен, Мейсен, и я буду признательна, если ты перестанешь грозить им моему мальчонке.

Мейсен удивленно уставился на оружие, словно впервые увидел. Невнятно буркнув, он отрывисто кивнул и поставил его к изгороди:

– Я ничего такого не хотел.

Заря поджала губы:

– С тебя двадцать ракушек.

– Двадцать ракушек?! – задохнулся Мейсен. – За то, что заштопала корову?

– За штопку десять, – уточнила Заря. – И еще десять за снотворное и припарки со свиным корнем, которые приготовил мой сын-крысеныш.

– Я не собираюсь платить, – заявил Мейсен. – И никто меня не заставит – ни ты, ни твой черномазый муженек.

– Для этого мне Релан не понадобится, – улыбнулась Заря, – хотя мы оба знаем, что он заставит. Нет, мне достаточно сказать гласной Марте, что ты не заплатил, и Майский Колокольчик уже к вечеру будет пастись на моем дворе.

Мейсен сверкнул глазами:

– Ты повредилась умом, Заря, с тех пор, как вышла за пустынную крысу. Ничего человеческого не осталось. Тебе везет, работенка находится, но это долго не продлится, если народ узнает, что ты заламываешь за нее двадцать ракушек.

У Терна раздулись ноздри. Релан, окажись он здесь, сломал бы Мейсену нос за оскорбительные речи. Но Релана не было, и эта обязанность легла на плечи Терна.

Он смерил Мейсена Тюка взглядом, вспоминая уроки шарусака, которые Релан давал его братьям. У Мейсена неладно с коленом, он вечно жалуется на него в сырую погоду. Один прицельный пинок…

Заря, не оборачиваясь, проговорила сурово и тихо, чтобы слышали только дети:

– Не воображай, Терновник, что мама не знает, о чем ты думаешь. Придержи язык и руки.

Терн зарделся и сунул руки в карманы, а Заря скрестила свои на груди и шагнула к Мейсену:

– Во-первых, для тебя, Мейсен Тюк, – «госпожа Заря», а во-вторых, теперь двадцать пять ракушек. Еще раз нахамишь, и я иду к Марте.

Бормоча проклятья, Мейсен все же потопал в дом, вернулся с истертым кожаным мешком и принялся отсчитывать в ладонь Заре лакированные ракушки.

– Пятнадцать… шестнадцать… семнадцать. Больше у меня сейчас нет, госпожа . Остальное через неделю. Честное слово.

– Тебе же лучше, – ответила Заря. – Идем, Терн.

Они шли, пока не достигли развилки: одна дорога вела к дому, другая – в поселок как таковой.

– Ты сегодня смельчак, Терн, – заметила мать.

– Он нехорошо сказал.

Мать махнула рукой:

– Я не про Мейсена Тюка, он дурень. Я говорю про утро во дворе.

– Я не смельчак, – мотнул головой Терн. – Так испугался, что чуть в штаны не надул.

– Но не надул же, – возразила Заря. – Не закричал, не убежал, не лишился чувств. Это и есть смелость. Когда тебе страшно, но голова остается на плечах. Релан говорит, что ты держался лучше, чем братья.

– Серьезно?

– Серьезно. – Заря прищурилась. – Но если скажешь им, будет плохо, и тебя выдерут.

Терн сглотнул:

– Я никому не скажу.

Заря рассмеялась и крепко его обняла:

– Знаю, малыш, что не скажешь. Как я тобою горжусь! Давай беги. Порадуйся солнцу, отец обещал. Прощаюсь до ужина.

Она с улыбкой вложила ему в руку пригоршню ракушек:

– На случай, если захочется мясного пирога и леденцов.

Терн вошел в поселок, с трепетом поглаживая лакированные ракушки. У него никогда не водилось своих денег, и он подавил ликующий вопль.

Заглянул в мясную лавку, где госпожа Мясник торговала горячими пирогами, и выложил на прилавок ракушку.

Госпожа Мясник исполнилась подозрений.

– Откуда у тебя ракушка, Черныш? Украл?

Терн покачал головой:

– Мама дала за то, что помог спасти корову Тами Тюк.

Госпожа Мясник хмыкнула, взяла ракушку и вручила ему дышащий паром пирог.

Следующим Терн посетил сластника, тот свирепо уставился на него, едва он шагнул в лавку. Взгляд не смягчился, пока Терн не вручил ему пару ракушек за завернутые в кукурузную шелуху леденцы, которых набрал с витрины. Он рассовал их по карманам и пошел прочь из поселка, на ходу поедая пирог. Солнце грело плечи, было тепло и уютно. Рычащий на него лесной демон казался далеким прошлым.

Он дошел до озера и какое-то время наблюдал за рыбацкими лодками. День выдался погожий, и вдалеке виднелся Лактон – огромный озерный город. Терн двинулся вдоль берега, швыряя в воду камешки, но резко остановился, когда заметил в иле следы перепончатых лап берегового демона. Представил, как похожая на лягушку тварь выпрыгивает на берег и ловит его длинным липким языком, содрогнулся от размера следов и вдруг испытал острейший позыв на малую нужду. Терн еле успел спустить штаны, порадовавшись, что никто не видит.

– Смельчак, – буркнул он, понимая, какая это беспардонная ложь.

Далеко за полдень Терн спрятался за домом и вытащил леденец. Развернул свое сокровище и начал медленно жевать, смакуя каждый кусочек, как поступал с беконом отец.

– Эй, Терновник! – раздался оклик.

Терн поднял глаза и увидел приближающихся Силача и Крепыша.

– Откуда у тебя леденец? – крикнул Крепыш и сжал кулаки.

– Мы целый день носим мусор, а он получает добавку бекона и леденцы? – спросил Силач.

– Тебе не кажется, что так не годится? – осведомился Крепыш.

Терн знал эту игру. Вся детвора в Топи боялась близнецов, когда они начинали обмениваться вопросами.

Он лихорадочно прикинул, как ответить, но понимал, что это не важно. Братья побьют его, и отберут леденцы, и пообещают сделать хуже, если пожалуется родителям.

Он побежал. Быстрее зайца, через поленницы, а после – сквозь бельевые веревки. Братья пустились вдогонку. Терн чуть не врезался в Небо и Солнышко, которые складывали в корзины чистое белье.

– Полегче, Терновник! – крикнула Небо.

– Держите, у него леденцы! – донесся вопль Силача.

Терн поднырнул под простыню и бросился, пригнувшись, вокруг дома, к болоту.

Он слышал, что его настигают, но там, где еще не самая топь, лес стоял густо, и под его прикрытием он добежал до златодрева, у которого восставал лесной демон. Терн забирался на него сотню раз и знал каждый выступ и ветку. Он взмыл в его крону, словно сам был лесным демоном, и замер, затаив дыхание. Преследователи пробежали мимо, и Терн отважился шевельнуться, только когда насчитал пятьдесят вдохов.

Там, где сходились ветви, нашлась ямка. Терн завернул леденцы в сухие листья и спрятал, моля Создателя, чтобы не пошел дождь. Затем спрыгнул на землю и побежал домой.

За ужином братья и сестры следили за ним, как кошки за мышью. Терн держался поближе к матери, пока не пришло время ложиться спать.