Питер Бретт - Война с демонами. Мертвые демоны (сборник)

Перед рассветом, когда демоны поутихли, он задремал, но быстро проснулся от шума охраны, которая снимала лагерь. Он сел в седло, морщась от боли во всем теле.

Довольно скоро они достигли Лощины и провели две ночи в гостиницах, прежде чем снова выступить в путь. Они спросили об Арлене – местных было хлебом не корми, только дай поболтать про Избавителя, – но ничего нового не узнали. Многие верили, что он вернется, но никто не видел его те несколько недель, которые миновали с поединка.

После бессонных ночей в пути Рагена подмывало задержаться на день-другой – возможно, нанести визит графу Тамосу, но в его памяти звучали слова рачителя:

«Терн влачит одинокое существование в открытой ночи».

Они прибавили ходу.

Невдалеке от развилки на Топь появился вестник. Он смотрел дико, и конь его был в мыле.

При виде отряда вестник резко остановился и от души приложился к бурдюку с водой. Раген не знал его. Он слишком давно отошел от дел.

– Во имя докмейстеров, мне нужен новый скакун, – заявил незнакомец. – А вы – поворачивайте назад.

Его тон встревожил всех, но Раген сохранил хладнокровие.

– Что стряслось?

– Красийцы, – ответил тот. – Они взяли Доктаун. Сюда валит пропасть беженцев, и я без понятия, преследуют ли их пустынные крысы.

– Создатель, – выдохнул Раген. – Далеко отсюда?

Вестник пожал плечами:

– Два дня пути. Может быть, три. Если шарумы пойдут этой дорогой, поверь мне, ты пожалеешь, что оказался здесь, когда они нагрянут.

Раген кивнул и обратился к Дереку:

– Выдели человеку новую лошадь. Остальные пусть разворачиваются и возвращаются в Лощину. Встретимся там.

– А ты куда? – вскинулась Элисса.

– Ты знаешь, – ответил Раген. – Кто-то же должен предупредить болотников.

– Я не пущу тебя одного.

– Это не обсуждается, Элисса, – отрезал он. – Я запрещаю тебе ехать со мной.

– Попробуй удержи. – Элисса отвела вожжи, чтобы он не схватил.

Она была опытной наездницей, и Раген не навязал бы ей свою волю.

– У нас нет времени на игрища, – сказал он.

– Так перестань упрямиться, и поехали, – отозвалась Элисса.

Раген выругался, но обратился к охране:

– Робберт, Натан, отдайте вестнику своих лошадей, пусть чередует. Ждите нас в Топи. Остальные – за нами.

Раген пришпорил лошадь, и они галопом понеслись к поселку.

Был седьмак, они достигли Праведного дома к окончанию службы. Верующие текли из молельни во двор, чтобы выпить, закусить и насладиться теплым осенним днем.

– Разыщи гласного и сообщи новости, – велел Раген Дереку, когда они подъехали к коновязи. – В мое последнее посещение Топи это была женщина по имени Марта, но прошло десять лет. Возьми людей и обеспечь порядок, пусть гласный подумает, как лучше поступить. Население нужно эвакуировать, но паника не поможет делу.

– Я? – удивился Дерек. – Разве не ты…

– Я больше не вестник и не член гильдии, Дерек, – сказал Раген. – Мне здесь не место и придется заняться другими делами, коль скоро я хочу найти Терна до того, как поселок падет.

Дерек поджал губы, но кивнул и привязал коня. Махнув своим людям, чтобы шли за ним, он устремился в толпу на поиски гласного.

Раген увидел рачителя Вереска, который стоял в дверях молельни, опираясь на костыль и обмениваясь улыбками с возбужденной паствой. С последней их встречи пузо рачителя удвоилось в размерах, но выглядел он вполне здоровым. Темных волос было больше, чем седых; глаза полнились жизнью.

Глаза эти округлились при виде Рагена, и Вереск, прервав беседу с убеленной сединами четой, приветствовал его:

– Раген! – Он распростер руки. – Хвала Создателю, ты пришел!

– Как я мог не прийти? – ответил Раген после медвежьего объятия.

Повернувшись вполоборота, он указал на Элиссу:

– Это моя жена, Мать Элисса.

Он ничего не сказал о наступающих красийцах. Рачитель скоро сам о них услышит, а Раген собирался к тому моменту пуститься на поиски Терна.

Вереск склонился, сколько позволил костыль:

– Ваш приезд – большая честь для нашей деревушки, сударыня.

– Бросьте, – сказала Элисса. – Это честь для меня.

– Наши крытые дерном дома и грязные улочки не так хороши, как легендарные мощеные улицы Милна, – отозвался Вереск, – но народ здесь славный.

– Будь оно так, нам не пришлось бы ехать в такую даль, – возразил Раген. – Что это за славный народ, если он позволяет шляться в открытой ночи мальчишке, которому нет и шестнадцати?

– Невежественный, запуганный, – ответил Вереск. – Я их не защищаю, но с тех пор, как красийцы захватили Форт Райзон, болотники стали недоверчивы к чужакам.

– Не помню, когда они были лучше-то, – заметил Раген. – А дальше станет только хуже.

– Мм? – не понял рачитель.

– Забудь. Ты уверен, что это был Терн?

– Создатель свидетель, – сказал Вереск и вышел из тени дверного проема на солнце, помогая себе костылем. – Он годами крал Даяние, что возлагают в седьмак.

– Годами? – Раген рассвирепел, к горлу подступил ком. – Годами?! А пишешь мне только сейчас?

– Спокойно, вестник, – поднял руку Вереск. – Я не собирался строчить в Милн о том, что у меня пропадают Даяния. Ты запросто мог приехать и обнаружить, что виноваты белки.

Элисса накрыла ладонью руку Рагена, и он осознал, что стиснул кулак. Расслабился, сделал глубокий вдох.

– Простите моего мужа, – сказала Элисса. – Последние недели он думает только о Терне, и ему не терпится начать поиски. Продолжайте, пожалуйста.

– Да не за что прощать. – Вереск начертил в воздухе перед Рагеном метку. – Это слова любви к Терну, и Создатель взвесит их как таковые, когда будет судить твое сердце.

Раген заставил себя набраться терпения. Он не отличался религиозностью.

– Все эти годы я пытался изловить вора, – продолжил Вереск. – Развесил колокольчики на двери и окна, ночевал в алтаре – делал все, что только мог выдумать. Но рано или поздно отворачивался, и Даяние тут же исчезало.

Вереск торжествующе воздел палец:

– Но потом меня осенило! Я спрятал колокольчик под крышкой. Сам затаился в прихожей и, услыхав звон, – рачитель громко хлопнул в ладоши, – выскочил! Застиг его на месте преступления. Он был грязен, подрос, но это, без сомнения, Терн Дамадж.

– Но как такое возможно? – спросил Раген. – Чтобы шестилетний малыш выжил в открытой ночи и провел в ней десять лет?

Вереск развел руками:

– Я молился о чуде. Наверно, Создатель одно и припас для бедняги.

– Я тоже его видела.

Все трое повернулись на голос. Сказавшей это было лет шестнадцать, и в Милне она считалась бы девочкой, но на селе уже выросла в женщину.