Клэр Норт - Пятнадцать жизней Гарри Огаста

К 1964 году Советы вовсю укрепляли и вооружали Варшавский договор, а США объявили об окончательной победе капитализма и построении общества потребления. Я устроился на должность редактора отдела науки в один журнал, редакция которого находилась в федеральном округе Колумбия. Помимо основной работы я выполнял обязанности информатора ФБР, снабжая ведомство сведениями о растущем числе преступлений с использованием всевозможных прослушивающих устройств. В 1965 году я сообщил федералам о первом случае компьютерного взлома. Если бы главному редактору издания стало известно о том, что я работаю на двух хозяев, меня бы наверняка уволили, но потом скорее всего взяли бы обратно – слишком уж качественными и глубокими были мои обзоры и обширными – контакты в научной среде.

Члены клуба «Хронос» упрекали меня в бездействии, видя, как на их глазах разрушается будущее. Миллиарды человеческих жизней подвергались радикальным изменениям, а это означало, что миллионы калачакра скорее всего не появятся на свет.

– Гарри, мы должны что-то сделать! – обратилась ко мне Акинлей во время нашей очередной встречи.

– Слишком поздно.

– И как же все это случилось?

– Некоторым ученым были разосланы письма, содержащие блестящие научные идеи. Вот и все.

– Но можно же как-то…

– Слишком поздно, Акинлей. Ты даже не представляешь, насколько поздно.

Надо было найти Винсента. Это был принципиально важный момент. Это необходимо было сделать во что бы то ни стало, любыми средствами, сколько бы времени это ни заняло.

Найти Винсента.

Я внимательнейшим образом изучил разработки всех компаний, занимающихся серьезными научными исследованиями, университетских центров, проверил все слухи и утечки информации, составил список оборудования, которое могло быть использовано для изготовления квантового зеркала. Я даже навел справки о деятельности всех ученых и аспирантов, которые могли бы оказаться полезными для Винсента. При этом я постоянно писал в журнал материалы об изменениях, происходящих в мире благодаря науке, и о том, каких замечательных успехов добилась Америка на пути технического прогресса.

Разумеется, при этом я соблюдал осторожность. Добывая ту или иную информацию, я действовал, прикрываясь другими именами. Само собой, если я публиковал в журнале статью о сельскохозяйственных удобрениях, то подписывался как Гарри Огаст. Однако когда некто поздно вечером звонил физику-ядерщику, чтобы задать несколько вопросов по поводу последних достижений в области создания электронного микроскопа, голос в трубке звучал не мой, и представлялся человек другим именем. Винсент полагал, что я забыл все мои жизни, прожитые до процедуры Забвения, а значит, сейчас я, по его расчетам, существовал в этом мире всего-навсего второй раз. Соответственно, если бы я столкнулся с Винсентом, это, по его представлению, могло бы произойти только случайно. При нанесении решающего удара моя кажущаяся слабость и неинформированность должны были сыграть мне на руку.

И в конце концов я нашел его. Это произошло совершенно неожиданно.

Однажды я получил приглашение принять участие в дискуссии о ядерных технологиях в эпоху управляемых ракет большой дальности, способных выходить за пределы земной атмосферы. Мой издатель хотел, чтобы я написал на эту тему статью под заголовком «Ракеты в космосе». Мне эта идея показалась довольно глупой, поскольку она предполагала, что материал будет изобиловать восклицательными знаками, а вводный абзац начинаться со слов «Существует возможность возникновения настолько ужасных идей, что…». Судя по приложенной к приглашению визитной карточке, спонсором мероприятия была некая миссис Эвелина Синтия-Райт. В тексте приглашения она от руки сделала приписку, что будет очень рада участию прессы в столь интересном разговоре.

Настроенный весьма скептически, я тем не менее отправился по указанному в приглашении адресу. Оказалось, что дискуссия должна была состояться в большом белом особняке, расположенном примерно в трех милях от реки Луизиана и окруженном пышной южной растительностью. Вечер выдался жарким. Во влажном воздухе разносилось пение птиц. Вокруг заросшего ряской пруда было припарковано множество машин. Служанка открыла мне дверь еще до того, как я успел позвонить. Она предложила мне стакан джулепа со льдом и сделанный вручную мятный леденец. Я услышал приглушенный гул голосов и пронзительные звуки, которые мог издавать только ребенок, играющий на скрипке. Эти звуки доносились со стороны огромной комнаты, которую правильнее было бы назвать бальным залом – с высоким потолком и огромными окнами, выходящими в сад, где растительность была еще более буйной, чем со стороны фасада. Терзающая слух музыка была делом рук девочки лет семи с половиной, которая действительно держала скрипку и неуклюже водила смычком по струнам. Гордые своим чадом родители и гости, усевшись в кружок вокруг импровизированной сцены, внимательно слушали производимую ребенком какофонию. Закончив одну пьесу, девочка взялась за другую. Я внутренне содрогнулся – подобные вещи давно уже перестали вызывать у меня умиление.

Миссис Эвелина Синтия-Райт оказалась именно такой, какой и должна была быть богатая жительница южного штата – предельно вежливой и приветливой, но в то же время весьма жесткой женщиной с сильным характером.

– А вы, должно быть, мистер Огаст! – воскликнула она и протянула мне выгнутую в запястье руку. Я, подавив раздражение, пожал пальцы хозяйки и галантно поклонился. – Я так рада, что вы приехали, мистер Огаст. Я всегда внимательно читаю все ваши статьи…

– Спасибо за приглашение, миссис Райт.

– О, боже, вы британец! Это так чудесно! Дорогой, иди скорее сюда!

На зов тут же явился мужчина с густыми усами, на его лице застыло выражение человека, смирившегося с неизбежным.

– Дорогой, представь себе, мистер Огаст, оказывается, британец! Ты представляешь?

Мужчина что-то пробурчал себе под нос.

– Я прочла практически все ваши статьи, – не унималась хозяйка. – Вы удивительно хорошо освоили американский стиль изложения! Вам обязательно нужно познакомиться с Саймоном. Он очень милый и просто мечтает с вами встретиться. Саймон!

Мои губы заранее сложились в привычную притворную улыбку, и это, по всей вероятности, меня спасло.

Человек по имени Саймон обернулся. У него были не только усы, но еще и небольшая козлиная бородка. В одной руке он держал запотевший бокал, в другой – номер журнала, в котором я работал. При взгляде на меня его рот удивленно раскрылся, превратившись в большую букву «О». Сунув журнал под мышку, он вытер ладонь о рубашку и воскликнул: