Реликт 0,999

Лабовиц отдал пси-команду «проснуться», и двойник Сола Вихрова открыл глаза. После краткой инструкции он вышел из домика смотрителя и направился к патрульному птерану. Когда Вихров-2 взлетел над заповедником, Лабовиц уже спал.

Каждый день он просыпался от легчайшего, едва уловимого толчка, и каждый раз его взгляд падал — словно в холодный душ — в сияющую за окном синеву, из которой затем понемногу выбирался: синева становилась небом, небо вставлялось в окно, забранное перекрестием рамы, и такой же крест — только теневой — лежал на темном дощатом полу. В свои сто тридцать Джек Звездный воспринимал каждое свое пробуждение как небольшое приятное чудо, ниспосланное свыше неизвестно кем — быть может, самим святым Ньютоном, первый монастырь во имя которого он основал на плато Путорана много лет назад. С тех пор такие монастыри появились на всех континентах, что довольно долго тешило его тщеславие. Однако в последние годы приток паломников и потенциальных монахов, жаждущих лично встретиться с Отцом-основателем, стал несколько его утомлять, и Джеку частенько приходила в голову мысль, что ему следовало быть осторожнее в пропаганде своих взглядов. Порой он даже тешил себя мыслью о том, что неплохо было бы удалиться в уединенную келью вблизи водопада у горы Высокой, где его никто бы не беспокоил, и он смог бы, наконец, завершить последний том комментариев к «Математическим началам натуральной философии». Однако в глубине души Джек, конечно, знал, что вряд ли на склоне лет оставит родной монастырь — слишком уж он привязался к нему.

С каждым днем продвигаясь по стреле времени в ту область, до которой редко кто доходил, Джек с удивлением замечал, что многие распространенные представления о старости оказываются неверными, или, по крайней мере, спорными. К примеру, его ум оставался столь же ясным, как и сто лет назад, память работала превосходно — более того, довольно часто он по случаю вспоминал события своей жизни, которые, казалось бы, давно и надежно похоронены под многолетним культурным (и не очень) слоем. Всякий пристальный взгляд в прошлое добавлял ему новый смысл, расцвечивал воспоминания свежими красками, нисколько не меркнущими с течением лет. И свое тело он понимал и чувствовал, как никогда в молодости. Несмотря на свой возраст, он по-прежнему мог подняться на вершину башни, в которой находилась обсерватория, только если раньше — скажем, лет восемьдесят назад — он мог это сделать, не задумываясь о том, как работает его тело, то теперь ему приходилось контролировать каждое свое движение. Возможно, мысленно усмехался он, к старости я понемногу становлюсь паранормом. Необходимость ручного управления телом была, пожалуй, единственным признаком столь солидного возраста — если, конечно, закрывать глаза на то, что видишь в зеркале. Этот день Джек начал так же, как и предыдущий. Сразу после пробуждения, омыв свой взгляд в небесной синеве, он закрыл глаза и принялся мысленно наблюдать, как кровь медленно приливает к его конечностям, восстанавливая силу мышц после сонного перерыва. Иногда Джек чувствовал, как животворный поток тормозится помехой в сосудах, и тогда он мысленно пытался помочь преодолеть его или найти обходной путь. Джек знал, что если сейчас попробует встать с кровати, то рухнет на пол, надо было сначала приготовить тело к дневным нагрузкам. Возможно, мелькнула у него мысль, в этом и состоит основной секрет старости — хорошо знать себя и свое тело.

Наконец, спустя минут десять он встал, и, осторожно одевшись, вышел из своей кельи. День обещал быть чудесным, солнечным, с легким прохладным ветерком, кое-кто из братьев наверняка не упустит возможности позагорать. По каменным ступенькам Джек спустился на узкую тропинку, пересекающую монастырский сад. Тропинка вела к главному храму монастыря. Сквозь открытую дверь слышался ровный гул водородной лампы, доносились голоса спорящих братьев. Спор этот, однако, мало походил на базарные пререкания, в нем чувствовалось уважение к собеседнику и его словам. Даже сейчас, за неделю до Катастрофы, традиции монастыря оставались нерушимыми, и Джек с удовольствием заметил это.

Поприветствовав почтительно смолкнувших братьев, Джек бросил взгляд на большой экран, целиком занимавший одну из стен храма. Четыре вертикальных полосы на черном фоне — красная, голубая и две фиолетовых. Серия Бальмера в спектре атома водорода. По длинам волн можно было судить о скорости дрейфа мировых констант и о том, какие изменения происходят на микроскопическом уровне организации материи. Изменения эти с каждым днем нарастали, спектр все более смещался в коротковолновую область, красная линия понемногу желтела, голубая становилась синей, а обе фиолетовых в скором времени должны были покинуть видимую часть спектра. Вероятно, растет элементарный заряд, подумал Джек, и тут же усилием воли изгнал эту мысль. Он прекрасно понимал, что если позволит себе начать думать в этом направлении, то уже не сможет остановиться, и весь день проведет в спорах с братьями. В прошлом он очень любил такие дискуссии, однако со временем стал замечать, что слишком часто они становились самоцелью, и поиск истины подменялся стремлением к самоутверждению за счет оппонента. Или просто заурядным желанием высказаться. Истина предпочитает тишину — банальная мысль, в правдивости которой Джек уже имел возможность не раз убедиться. Однако сегодня причина его сдержанности заключалась не только в нежелании дискутировать с братьями. Дело в том, что Джек ожидал гостя. Его никто не предупреждал о визите, и, тем не менее, он знал — сегодня ему понадобятся все силы для иной, гораздо более важной, чем обсуждение серии Бальмера, беседы. Он догадывался даже, кто именно к нему пожалует. Что ж, чудесно, чудесно, бормотал он, медленно прохаживаясь по газону, разбитому у фасада храма, будет интересно на тебя посмотреть. Джек присел на скамейку, пытаясь вспомнить, когда он последний раз видел предполагаемого визитера. Лет тридцать назад, наверное. Теперь он уже старик — так же, как и ты.

Джек почувствовал, как к монастырю приближается птеран, в котором находится один человек. Значит, водит сам, подумал он. Джек встал со скамейки и вышел на открытое пространство, чтобы его можно было легко заметить с воздуха. Через пару минут показался небольшой летательный аппарат с прозрачной кабиной, снизу которой по всей длине красовалась эмблема Новосибирского ускорителя: круг, в центре которого человек, усмиряющий дикого коня. Глаза коня были стилизованы под изображение атома с ядром и двумя орбитами. Было видно, что конь, несмотря на всю свою дикую силу, уже готов покориться человеку. Какая самонадеянность, мысленно усмехнулся Джек. Он почувствовал приятное возбуждение от предчувствия беседы — она, очевидно, будет интересной, хотя и отнимет у него много сил.