Александр Афанасьев - Время нашей беды

Во-первых, отношение к людям и сам состав тех, кто собирался здесь и кто был здесь. В Киеве на Майдан приходили все, и стар и млад, как говорится, были женщины. Здесь женщин практически не было, стариков – тоже, в основном молодежь и мужчины среднего возраста. Почти не было студентов – в отличие от Киева, занятий в вузах никто не отменял, и студенты если и приходили, то только по выходным.

Пропускная система тут тоже была – но работала она много жестче, чем в Киеве. Если в Киеве через весь Майдан можно было пройти, то через Манежку – просто так, не по делу, пройти было нельзя. Если в Киеве на Майдане было дело, что и кормили, и лечили бомжей, то тут бомжей отправляли пинком – подальше. Питание, лекарства и все необходимое для Манежки в основном завозилось централизованно, москвичи тоже что-то привозили, но немного. Намного меньше, чем в Киеве. Манежка и Москва в основном были чужими друг другу, и это чувствовалось…

Активных наступательных действий Манежка не предпринимала. Возможно, потому что совсем недалеко, на Красной площади, бушевал и бесновался Антимайдан численностью никак не меньше, чем Манежка. Здесь палаток было меньше, антимайдановцы были устроены куда лучше, и спали они в теплых помещениях, кто-то даже говорил – в Кремле. Но они были опасны, не менее опасны, чем сама Манежка. Белоленточно настроенные корреспонденты развлекались тем, что брали интервью и делали групповые фото участников Антимайдана, делая акцент на азиатских лицах и говоря о том, что Антимайдан носит проплаченный и заказной характер. Это, конечно, было так, но не в большей степени, чем сама Манежка. На Антимайдане было немало людей, которым никто и ничего не платил. Некоторые из них были украинцами, которые помнили, что произошло в их стране, и не хотели повторения. Интервью с одним таким украинцем, уже получившим российское гражданство, показал Первый канал.

Но вернемся в палатку к коротающим время двум государственным мужам. Говорили они, как водится, о судьбе России, а конкретно – о Крыме.

– Гарик, ты приди в себя, – сказал министр иностранных дел, грея руки о почти полный стаканчик с кофе, – Крым отдавать нельзя, несмотря ни на что. Ты же понимаешь, нам нужно хотя бы минимальное общественное согласие. Отдадим – нас же потом прямо в Кремле вздернут.

– Сань, – ответил будущий премьер, – так не получится. Ты хочешь все поменять, ничего при этом не меняя. Крым надо будет отдать. С переходным периодом… не знаю как – но отдать. Это – ворованное. А с ворованным в Европу не принимают.

– Турцию приняли… – с сомнением сказал будущий глава МИД. – А у них сам знаешь, какие проблемы с турецким Кипром.

– Турцию не приняли.

– Но в НАТО же приняли. И никаких санкций против Турции нет. Думаю, конкретно по Крыму договориться можно будет. Проведем референдум, там то, се. У ЕС, как и у США, аллергия на Пу. Не будет Пу – это само по себе положение облегчит.

– Неправильно рассуждаешь.

– В чем?

– Почему в девяносто первом не удалось? Ты никогда не задумывался?

– …

– Потому что тогда тоже решили на поводу у народа пойти. А надо было через колено ломать, как в Польше. Создать институт люстрации, начать уголовное преследование коммунистов, запретить компартию. Одного посадили – публично, как положено, не таясь, – сто затихарились. Но сажать надо было!

– Гарик, тогда бы все уже через год на осине висели.

– Не висели бы! Ты кого боишься? Эту быдлятину, что через дорогу? Да они первые будут хлопать за безвизовый въезд и то, что через какое-то время будут деньги нормальные, а не деревянные. Если что – США помогут, Европа поможет, – введут персональные санкции, арестуют счета тех, кто возбухать будет. Может, и войска введут.

– Ага. Ввели в Украину…

– Россия – не Украина! Ставки больше, это все понимают! Я уже говорил кое с кем. Все это понимают. И готовы рисковать. В разумных, конечно, пределах.

– В разумных? Гарик, а на хрена нам с ходу так восстанавливать против себя большую часть населения страны? Ты прекрасно знаешь, какое мнение по Крыму. С хохлами этим Крымом мы все равно не замиримся, им Крыма мало будет, они репарации потребуют. А здесь мы против себя автоматом полстраны настроим.

– Сань, ты не врубаешься? Если надо заплатить репарации, значит, заплатим. Вопрос – с кем мы. На чьей мы стороне. И нашим и вашим в этот раз не получится. Надо определяться. Крым – это вопрос такой, он сразу позволит определить, кто с нами, а кто против нас. Кто против нас – тот сразу возбухнет. И можно будет действовать.

– Как – действовать?

– Там посмотрим. Главное – разом сжечь все мосты. Показать Западу, что мы решительно изменились…

Будущий премьер понизил голос:

– Я тебе больше скажу. Я был в Вашингтоне, на симпозиуме, потом пригласили на деловой завтрак в Госдеп. Там – тоже не дураки сидят. Мне конкретно дали гарантии. Если мы продемонстрируем добрую волю и обеспечим управляемость – никто нас щемить не будет. Наоборот, есть мнение, что в этом случае весь постсоветский регион и часть Ближнего Востока постепенно отдают нам.

– Это – как?

– А так. Врагам никто не отдаст, это понятно. Но если мы продемонстрируем, что мы не враги… В Госдепе недовольны происходящим на постсоветском пространстве. Особенно Украиной. Вложенные бабки пошли впустую, четкой ориентации добиться так и не удалось, а моральные издержки от публичной поддержки такого режима превышают все возможные пределы. Короче, если мы продемонстрируем, что мы лучше контролируем ситуацию, то Украину передают в управление нам, деньги пойдут через нас, указания – тоже. По Грузии – пока такого решения нет, но по Украине – оно уже созрело. Дело за нами.

– Украина… – с сомнением протянул министр иностранных дел, – они там как с цепи сорвались. Контролировать их невозможно. Тем более – нам. Они же нас ненавидят…

– Какая разница, ненавидят… МВФ придушит – завтра они к нам приползут на коленях, будут ж… целовать. Против Америки они не пойдут…

Разговор прервало появление в палатке нескольких людей в одинаковом камуфляже и масках. Маски на Манежке нельзя было носить никому, кроме самооборонцев…

Вообще, интересные люди были эти самооборонцы. Они были разные… была, например, сотня, которая использовалась, когда надо было дать картинку для интервью или что-то в этом роде. Там были только москвичи, умеренной степени быковатости. Ну и… из Подмосковья. Главное – более-менее нормальный язык и нормальная русская ряха. Были сотни, набранные из гастарбайтеров, из людей, присланных этническими мафиями. Наконец, были сотни, которые появились как бы из ниоткуда, в них была железная дисциплина, и их можно было опознать по ношению масок – они почти их не снимали. В этих сотнях команды отдавались на русском, но иногда проскакивали и другие языки. Украинский, белорусский, литовский, грузинский…