Фарход Хабибов - Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают!

Все опять запрыгнули в машины, и даже Вагит, ну чтобы не быть третьим лишним, сел в телегу, меж мешков, микроколонна уехала, и мы остались одни.

– Послушай, ты, интендантишка, ты что, вообще бурой стала, что себя генералом почувствовала, а?

– Не поняла, ты что, наезжаешь на меня?

– Да я тебе щас, финансовая душонка, всю ж… напинаю, ты что, охренела, нюх тотально потеряла? Ты давно не в ГНИ, ты на войне, и ты тут военнослужащий. И обязана выполнять приказы, а ты тут самодеятельность устроила. Почему полковник не в курсе? Какого хрена я должен тебя искать, переживать и мучиться. ИДЕТ война, понимаешь, чудо недоделанное. Это тебе не по Кингисеппу рассекать, да в мини-юбочке. Если с тобой что-нибудь случится, как мне потом жить?

Но тут хитрая, ж… сто-титькастая бестия (прочуяв ситуацию и оценив градус праведности моего гнева) обняла и закрыла рот поцелуем, блин, умеют женщины уходить от разборок, потом мне было уже не до разборок. А потом мы пошли спать. Вот такие вот дела.

9 июля 1941 года, где-то в Белоруссии (точнее, в 50–70 км от Брестской крепости)

Просыпаюсь, рядом Маша лежит, мы в шалаше, лето ведь, а с милой рай в шалаше (и в Куршавеле, говорят, с милой рай, не знаю, не был, ни с, ни без). Раз я проснулся раньше, значит, моя очередь удивлять, потому скачу на поляну цветов насобирать, она прочухается, а у фейса букет. Насобирал я, конечно, не орхидеи, но главное, от чистого сердца, бесшумно ступая (как мне кажется), подношу цветы к ложу нашему (кусок тента, под ним сено, сам вчера с бюссинга срезал, ну который спалили). Кладу букет у лица, она дрыхнет неслабо, и от нее вибрация, как от Нокия 3310 (уже не все помнят, наверно, данный агрегат).

Беру сенинку (по аналогии с соломинкой), щекочу ноздрю Машундры, богатырский чих, и Маняндра открывает глазыньки. Рыльце пока бессмысленное, она смотрит вокруг, пытается осмыслить, что да как и что за веник рядом.

– Проснулось, чудо великое, – говорю я и, взяв букет, протягиваю ей. Она вдыхает запах и говорит:

– Медом пахнет.

– Чурбалайф ты, Маня, пахнет моей любовью к тебе, а тебе бы все пожрать, да послаще.

– Спасибо, милый, – говорит она и упархивает аки пчела на мордомывство. Ну и я потянулся за ней, накинув на шею полотешко (как циркач удава). Отмыв рыла от сна и сны от рыл, вспоминаю, что эта чувырла вчера самовольно покинула часть и взвод пацанов с собой забрала, типа свиту.

– Послушай меня, милая, и мотай на ус, блин, у тя с усами напряг, на бровь мотай тогда. Если еще раз повторится твоя анархо-бабцовая выходка, пеняй на себя, даже если полковник простит, я не прощу. И попу твою, которую природа наполовину поделила, до конца располовиню, ясен хрен? Нечего тут махновщину с григорьевщиной [207]разводить, это армия!

Нагло смотря на меня, Машундра кладет полотенце на голову и, отдавая рукой честь, говорит:

– Слушаюсь, товарищ комиссар дивизии, или вы уже дивизионный комиссар? [208]

Шлепаю это чудо чуть выше ног, ну в ту часть тела, без которой сидеть фигвам, и она, виляя тем же самым сидельным местом, скачет в шалаш. Забегаю за ней, как же оторвать взгляд от попы, я ж не целибатная [209]душа, да и не гей-парад, мне можно. Там, по сложившемуся ритуалу, делаем пробежки, и как хорошие спортсмены «пробегаем» два круга по 5 км.

Теперь приводим себя в порядок, и две пары ног (у нее красивые и длинные, у меня типа два бревнышка, да еще волосатые и противно кривые, и как только гомики мужиков-то любят?) переносят нас в столовую, на завтрак. За VIP-столом сидят полковник Старыгин с гауптманом Шлюпке и употребляют трофейный кофезаменяющий напиток с трофейным же маргарином, но на свежем, приныканном Машиной гоп-командой, хлебе. Так и мы не особо лысые, да и по рангу оба VIP: я комиссар, она главкрыс.

Здороваемся с начальством, Шлюпке улыбается опять как-то подозрительно, полковник недовольно смотрит на Манюндру. Мы садимся, Старыгин, чуть пригнувшись, шепотом говорит Мане:

– Мария, еще раз повторится, я тя сам пороть буду, на твоем же складе, разложу и вожжами отхлестаю. Но на первый раз прощаю, победителей не судят, надеюсь, все вам ясно, товарищ начтыл?

– Да, Иван Анисимович, я все поняла. Обещаю, больше не повторится.

Ну и потом спокойно употребляли трофеи от Вермахта вперемешку (это не румынская фамилия) с трофеями Машиного продотряда. И прямо оттуда Анисимыч повел нас на совещание, предварительно переадресовав Марию в склад, неча бабскому крупу под копытами нашими брутальными вертеться.

Только входим в командирскую землянку (вчера еще строители сдали в эксплуатацию), как туда же заходит давно переквалифицировавшийся в невидимку-неслышимку Елисеев. Потом герр Шлюпке начинает рассказывать о планах на ближайшую неделю, разработанных совместно со Старыгиным.

Планы супер: первый – нанести удар на совхоз «Заветы Ильича», там стоит гарнизон немцев около роты, но не рота эта нам важна. Там остались склады РККА, оружие перед отступлением забрали, а обмундирование, в том числе зимнее, там так и осталось. Пока это имущество немцам тоже не очень нужно. А нам может понадобиться, лето 1941-го не будет вечным, как и все миллионы предыдущих лет. Затем, заныкав все честно награбленное имущество, Шлюпке планирует сделать глубокий рейд внутрь Польши, разбивая узлы сообщения (мосты, желдорстанции и т. д.), нанося этим максимальный урон траспортным артериям Вермахта. Часть ДОН-16 останется здесь, держать мелкими пакостями фрицев в тонусе, а то расслабятся и ожиреют, лечи потом их от диабета и ССЗ [210].

Теперь Старыгин предложил оповестить бойцов, чтобы все готовились к походу, тут вставил свои пять копеек Елисеев, мол, планы супер, но лучше перебдеть, разобдеть и отобдеть. То есть о планах знать будем только мы трое (с ним четверо), ведь в наших рядах могут быть засланцы, Абвер тоже не полные лохи. Да, боец, конечно, должен знать свой маневр, и что делать в конкретном бою, а что и зачем делается вообще, каждому бойцу знать необязательно, тем более полный план военных действий. Ведь раз не знают свои бойцы, так и вражеская разведка не узнает.

Логичным предложение «кровавого гэбнюка» было признано всеми, особенно понравилось Шлюпке. Сегодня же запланировано идти колонной (в составе всех БТ, трех БА и роты отдохнувших крепостников Ахундова) на совхоз «Заветы Ильича» (на восток), разграбить и уходить, забрав там все, что некошерно лежит. Рота же из иваново-затейниковского батальона при поддержке средних танков: панцеры, «Т-34» и двух БА, должна идти в направлении севера на перевалочный лагерь военнопленных РККА. Ну и в результате привести пополнение в ДОН-16. Обедаем в пол-одиннадцатого, нападение будет произведено и там и тут одновременно (синхронность – плюс минус полчаса, но мобил и инета нет, так что это для того неспешного времени практически одновременно). Затем эти, тихарясь, должны привести в лагерь наших освобожденных товарищей, а вторые привезут шмотье. Как говорится, тактика парного удара в действии.