Фарход Хабибов - Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают!

Все, колонна наша, там и сям валяются мертвые и раненые фрицы, добиваем, они наших раненых тоже добивали (и еще добивать будут, до самого 1945-го), само собой, что более злы крепостники. Они гитлеровского «милосердия» нахлебались в крепости досыта. Броневики с бэтэшками рванули вперед через мост добивать остатки колонны, прикрывая друг друга. Кстати, БТ классный танк, он с места рвет так, что не всякому болиду этого времени под силу [264]. Ох, если бы 22 июня выстояли, танком Победы стал бы не «Т-34», а его предок, БТ, он бы шороху навел со своей скоростью и маневренностью. Тем более по немецким-то дорогам он летал бы со скоростью 70–80 км в час, ни один танк такую скорость не имел тогда (в 1941-м).

Из двадцати двух новеньких Т-III (для особо умных это Pz Kpfw III Ausf.E) в более-менее нормальном состоянии остались 6–7 танков, остальные только в металлолом сдавать, и то не каждый приемщик примет. Теперь можно не спеша осмотреть остатки колонны и сладкие трофеи, хотя нет, спешить надо, немцы ща за поезд и за колонну очень захотят наказать нас. Кстати, штук пять грузовиков уцелело (водилы улепетнули, бросив движимое имущество) и еще штук пять не сильно побитых. БТ-шки остаются за мостом, для страховки, а броневики подъезжают помогать нам крысоборствовать. Абдиев, осмотрев танки, порекомендовал отогнать 4 Т-III и готовить капониры, из остальных забрать (слить) горючку (если есть во что), оружие и боезапас, ну подорвать-поджечь потом, чтоб уже не восстановили (пусть в графе «невозвратные потери Вермахта» будут). Его мехводы помогают отогнать трешки в капониры БТ-шек, а остальные грузят в машины все, что может пригодиться, и, закончив, в темпе сруливаем оттуда.

Конечно, мне Т-III, как танк, чего-то не нравится, сравните чисто его максимальные 40 км по шоссе с максимальными 70–80 (на колесах) км по шоссе у БТ-7. Сразу видно, сравнение не в пользу трешки, теперь по пересеченной местности Т-III может двигаться с максимальной скоростью 18 км, при том, что БТ-7 имеет скорость там же 35 км. От трешки можно, блин, рысцой сбежать, не ускоряясь, попробуйте от БТ сбежать, далеко добежите? Тем более 35 кмч это по паспорту, а на Халхин-Голе и Хасане, говорят, по степи БТ разгонялся до 60–70 на гусеницах. И пофиг, что на Т-III сбоку форточка для вентиляции есть, а ты не перди в танке!

Ну да ладно, дареному Т-III в ТТХ [265]не смотрят. Повоюем и немецкой техникой, тем более, на базе еще остались трешки. Да, кстати, и с разбитых танков надо будет наиболее ходовые запчасти снять, пулеметы с боезапасом и тоже заныкать, запас же багажник не дерет. Абдиев предложил зацепить сгоревшую (пока еще догорающую) технику тросами и соорудить что-то типа баррикады у въезда на мост. Пусть немцы покайфуют под огнем, пытаясь очистить дорогу, вот это суперхобби для немчур (это же не филателия, это вам не марки собирать), а мы их встретим с неподдельным гостеприимством. Как говорится, с огоньком и огоньком.

Ну что, человек десять бойцов, Бюссинг и один Т-III под командованием Абдиева с его броневиком пошли пошуршать к остаткам колонны, бойцы обливали водой и забрасывали белорусской землицей еще горящую технику, а остальные начали цеплять тросами остовы обгорелые и запирать ими мост.

Часть ребят занята выкапыванием новых капониров и отходных путей из одного капонира в другой. Человек десять из ДОТа Полуэктов отправил с грустным заданием: собрать погибших красноармейцев. Осматриваю удовлетворенно окрестности, то що натвор ЫлЫ тут, смотрю, мимо проходит новичок, ну который немецкий танк гранатой приголубил.

– Боец, можно тебя?

– Да, товарищ старший лейтенант.

– Звание и фамилия?

– Младший сержант Ежуров.

– А звать как?

– Володей, товарищ комиссар дивизии.

– Володя, спасибо, молодец, по петлицам вижу – пограничник, или гимнастерка чужая?

– Нет, своя, товарищ старший лейтенант, мы двадцать второго всей заставой встретили немчуру, но силы были неравны, задавили они нас, и 23 июня вечером оставшихся в живых взяли в плен. А ваше подразделение вчера освободило.

– А чего же раньше не бежал?

– Не получилось, Акрамов, сука, все рядом вертелся, он с Ташкента был и по-русски очень хорошо и говорил и понимал.

– Ну ладно, тогда по приезде в базу рекомендую тебя к Онищуку в разведку, парень ты геройский, все, иди служи, боец. – И Володя ушел.

Пока то да се, настало время ужина, и я решил на ночь остаться в предполье у пехотинцев, поужинали тут же с бывшим абверовским агентом, теперь красноармейцем-авантюристом Артуром Круминьшем. К нашему столу позвали соседних бойцов и, плотно закусив, толпой погоняли чаи. Ну и не только чаи, но и языки капитально начесали, обсудили все, что можно. Само собой, что я базар фильтровал, а то, как начну, блин, «Терминатор-2» рассказывать в лицах, в жестах и эмоциях, они ж охренеют.

Ну и потом настало время поспать, минуток шестьсот, как любили говорить во времена этой великой войны. До свидания, 12 июля.

13 июля 1941 года, где-то в Белоруссии (одно из укреплений УР-62)

Просыпаюсь от тренькания гитары, это кто же в теремке живет, тьфу блин, то есть на гитаре играет? Оглядываюсь, чуть дальше меня в окопе сидит давешний Ежуров и, по-моему, подбирает аккорды, ну или настраивает, я ж не спец. Ну, молодец, пробежаться бы, но не та ситуация, встаю и делаю просто разминочку, отжимания и упражнения на пресс с растяжкой. И, наверно, все читатели сейчас ждут, «вот Константин берет гитару и тихим голосом поет» [266]. Причем – «Любэ», «Кино», Кинчева, Высоцкого, на крайняк «Генералы песчаных карьеров», и ни разу, например «Яллу» [267], или «Сябры» [268], или вообще Утесова. Но, увы мне, братва-читатели, я в этих делах ни фига. Почему? Дело вовсе не в том, что я оригинальничаю.

Начнем с того, что в русском языке есть такая идиома: «медведь на ухо наступил», и она точно не обо мне. Потому что на моих ушах долго и счастливо жило стадо слонов, мамонтов, мастодонтов [269]и прочих диплодоков, стегозавров и бронтозавров [270]. Потом на моих ушах устроили стоянку трейлеров, седельных тягачей и другой тяжелой техники, типа Магирус, Кенворт, Бел АЗ и Мо АЗ [271]. Кажется, потом еще целая дивизия самых тяжелых танков (маусов всяких, да тигров номер 2) тоже квартировал годочек. Короче, уши, да и слух оттоптан капитально, навечно и офигенно во всех ипостасях.

И на гитаре я могу исполнить лишь одну песню (на остальных инструментах, начиная от комуза и кончая органом, вообще корень из минус единицы). А называется эта песня – «Смерть парохода», если кто ее не знает, то расскажу. Дергаем толстую струну, и раздается звук, подобный прощальной сирене парохода, все, песня кончилась, вот такой я музыкально-эстетически развитый. И потому из меня певун, как из сапожной щетки синхрофазотрон, ну или вариант, как из расчески ТТУ (твердо-топливный ускоритель). Ну, это та фигня, из-за которой навернулся «Челленджер» [272], кто помнит – это многоразовый американский челнок космический.