Борис Сапожников - Большая игра

– Сдаешься?! – произнес я достаточно громко, чтобы услышали присные главаря разбойников. Уж: кто-нибудь из них точно русский понимать должен. – Сдаешься?! – повторил я. – Или мне отрубить тебе голову?! – Демонстрируя свой настрой, приподнял секач.

И пришедший в себя Якуб-бек не преминул воспользоваться этой возможностью. Не поднимаясь с земли, он ловко прокрутился на одной ноге, подтянув под себя вторую, стремительно подсек мне ноги. Наверное, я смешно смотрелся со стороны, когда, взмахнув руками и не удержав равновесия, рухнул навзничь рядом с Якуб-беком. Секач при этом я намеренно выпустил из рук. Сейчас он мне будет только мешать.

Главарь разбойников плавным рывком, как будто стелясь над землей, даже толком на ноги не поднявшись, бросился к своей сабле. Я прыгнул следом. Наверное, в моем прыжке не было той звериной грации, однако главное – результат, мы тут не на публику работаем, не на арене. Я успел перехватить Якуб-бека, и мы покатились прочь от его сабли. Он каким-то невероятным движением умудрился поджать ноги и резким толчком отбросил меня в сторону. Просто сделать ничего не сумел – так силен, а главное, неожидан был этот его маневр.

Прокатившись пару саженей, я вскочил на ноги. Якуб-бек уже стоял и, хуже того, в руках сжимал свою саблю. Веселая улыбка словно расколола его смуглое, заросшее бородой лицо. Он произнес несколько слов насмешливым тоном, я почти против воли усмехнулся в ответ. Правой рукой при этом быстро нашарил за спиной кинжал – кривой бебут, подарок Ломидзе.

Якуб-бек бросился на меня со всей стремительностью, какой только обладал. Его сабля мелькнула в воздухе, свистнув коротко и жутко. Я до последнего мгновения стоял недвижим – уж чего-чего, а терпения мне не занимать. Когда волнистое лезвие сабли было буквально на волосок от моей шеи, ушел в сторону так быстро, как только мог. Отклонился корпусом, припав на правую ногу. Клянусь, почувствовал кожей на виске ветерок от пронесшегося мимо пламеневидного клинка. Плавным движением я выхватил из ножен бебут, полоснул им, целя под мышку Якуб-беку. Белая рубашка его украсилась тут же темным пятном. Я шагнул вперед, выпрямляясь и перехватывая его правую руку. Поймал Якуб-бека в жесткий захват, заученный во время недолгих тренировок в Борцовской слободе у Зангиева, прижал к его шее бебут, словно хотел побрить остро отточенным лезвием кинжала.

– Брось саблю, – прошипел я ему в самое ухо, – или я тебе сейчас же горло вскрою. Бросай!

Якуб-бек разжал правую руку – сабля упала на землю.

– А теперь медленно идем со мной.

Спиной вперед я начал отступать к своим, Якуб-бек, лишенный возможности сопротивляться, ступал следом за мной – шаг в шаг. Оказавшись под защитой драгунских арбалетов, толкнул Якуб-бека на руки первому попавшемуся слуге. Под конец пути главарь разбойников уже с трудом переставлял ноги, левый рукав и подол рубашки пропитались кровью из раны. Однако, уверен, была в его слабости известная доля притворства.

Поглядеть на Якуб-бека собрались многие. В первые ряды легко пробилась моя команда, но думаю, что их больше интересовал я, чем плененный разбойник. Вот тут-то я обратил внимание на поведение Якуб-бека. Он заметил Дорчжи, а если быть точным, его золотой медальон. Молодой рукопашник снова забылся – и тот вынырнул у него из-под рубахи. Я мельком подумал, что Дорчжи стоило бы косоворотку купить. Лицо Якуб-бека, да и не только оно – все поведение главаря шайки разбойников, на миг стало весьма интересным. Он сбился с шага, на пару секунд выпрямил сгорбленную спину, а взгляд его впился в золотую пластинку, висящую на шее у Дорчжи. Последний почувствовал этот взгляд и, нащупав медальон на груди, сразу же сунул его под рубашку. Якуб-бек же быстро опомнился, снова сгорбив спину, опустил глаза и потащился, едва переставляя ноги, повиснув на руках у слуг.

Разберусь позже. Сунув бебут обратно в ножны, направился к месту схватки. Подняв свой секач, подумал и подхватил еще и саблю Якуб-бека. Стоило бы и коня увести, конечно, но тот остался стоять среди всадников, а подходить к ним решительно не хотел.

– Ваш главарь у нас! – как можно громче крикнул я всадникам, присным Якуб-бека. – Убирайтесь! Я победил!

Странная вышла речь, но она подействовала на разбойников. Один из них, постарше других годами, с длинной седой бородой и в белом тюрбане, вскинул руку и что-то громко прокричал. Еще один, находившийся рядом с ним, энергично замахал обеими руками, делая знаки остальным бандитам, да еще и оглушительно засвистел. Как это вынес седобородый, даже не представляю.

Знаки были понятны разбойникам, – и уже через пару минут они умчались обратно в степь, откуда и прискакали. Однако ни у кого из нас не было сомнений. Этих ребят еще увидим.

В тот день, несмотря на все попытки ротмистра Обличинского продолжить путь, мы уже никуда не пошли. Встали лагерем и остаток дня, а также всю ночь до самого утра провели на военном положении. Вряд ли в ту ночь хоть кто-то сомкнул глаза – все лежали в своих палатках или у костров, прислушиваясь, не уловит ли ухо перестук множества копыт, и вздрагивая от всякого громкого звука.

Я и моя команда провели эту ночь иначе. Мы перехватили Якуб-бека в лазарете. Главаря разбойников, уже перевязанного, выводили из госпитальной палатки двое дюжих слуг Игнатьева. Я видел их не один раз при графе, однако они никогда не выполняли его распоряжений, обращенных к остальным слугам. Поначалу я принимал их за телохранителей, но, похоже, их обязанности были несколько шире.

– Стоять, – велел им я. – Куда это вы повели моего пленника?

– К графу, – коротко бросил один из слуг, крепко державший Якуб-бека.

– Мы забираем его, – заявил я. – Если он так нужен Игнатьеву, пускай сам приходит ко мне. Вместе мы решим судьбу Якуб-бека.

– Этот человек нужен графу, – с нажимом произнес слуга, как будто эти почти магические слова могли все решить.

Не тут-то было.

– Я вам все сказал, – отрезал я. – Дорчжи, Вахтанг, помогите пленнику добраться до нашей палатки.

Ломидзе с молодым рукопашником надвинулись на слуг графа, и те решили не развивать конфликт, а пошли на попятный. Мои ребята подхватили Якуб-бека и повели к нашей палатке.

– Граф узнает о вашем самоуправстве, – бросил нам в спину слуга, но на это я даже отвечать не стал.

Не успели мы довести Якуб-бека к себе, как к нам примчался сам Игнатьев. Он пребывал в высшей степени раздражения, можно сказать в ярости. Только она была какой-то замороженной, ледяной, потому что, чем яростнее был граф, тем спокойнее становилось его поведение. Многих это испугало бы, но уж точно не меня.

– Что вы себе позволяете?! – вспылил Игнатьев.

– Якуб-бек – мой пленник, и я буду распоряжаться его судьбой.